Читать книгу "История Персидской империи - Альберт Олмстед"

Парменион отправился по главной дороге на восток, а Александр — по горам в Персеполь. Сатрап Ариобарзан перегородил Персидские Ворота стеной, но, проведенный по опасной тропе ликийцем, который знал греческий и персидский языки, Александр обошел его с фланга, в то время как основные силы атаковали стену и прорвались через нее. Вслед за этим гарнизон Персеполя не впустил отступающего Ариобарзана, а его командующий Тиридат послал к Александру гонца с просьбой поторопиться, иначе город будет разрушен. Был поспешно закончен мост через Араке, и македонцы ринулись в Персеполь, пока гарнизон не успел разграбить его для себя. Армия добралась до столицы к 1 февраля 330 г. до н. э.

Казалось, завоеватель давно уже позабыл о священном походе. Он везде выдавал себя за законного преемника династии Ахеменидов. Персидские сатрапы — Мазей в Вавилоне и Абулет в Сузах — за прошедшие несколько месяцев были оставлены на своих постах. Поэтому, когда Тиридат поторопил Александра занять город и тем самым спасти сокровища, он имел основания ожидать, что он тоже будет вознагражден: подобно Багофану в Вавилоне — должностью смотрителя сокровищницы или подобно Мазару в Сузах — разрешением остаться на посту командующего гарнизоном.

Его обоснованные ожидания не оправдались. В Сузах Александр забыл о священном походе, даже когда ему показали роскошный дворец, в котором Артаксеркс II диктовал условия своего знаменитого «царского мира» и в который так часто приезжали греческие послы, чтобы узнать царскую волю и принять денежную помощь. С другой стороны, Персеполь на протяжении последнего века оставался почти необжитым. Его название не ассоциировалось с какими-то событиями греческой истории, которые самый рьяный участник военной кампании мог бы счесть позорными. На самом деле его название, видимо, было неизвестно в западной части империи. И все же именно в Персеполе Александр официально закончил свой поход.

Можно было ожидать, что Александр конфискует огромное количество золота и серебра стоимостью 120 тысяч серебряных талантов, так как такой прецедент уже был. Согласно традициям того времени правильным было опустошить «царскую подушку» — большую комнату, в которой хранилось 5 тысяч талантов золота в головах кровати, и «царскую скамеечку для ног» — помещение меньших размеров, в котором хранилось 3 тысячи талантов в ногах кровати. Надлежало также забрать золотую виноградную лозу с гроздьями из драгоценных камней, которая простиралась над царским ложем. Но то, что все поселение (за исключением территории дворца), которое выросло у подножия террасы, было отдано солдатам на разграбление, требует объяснения.

Их добыча была огромна. Персеполь, как говорилось в последующих сообщениях, был богатейшим городом на свете; даже частные дома были полны всевозможных дорогих предметов, собранных за многие годы его существования. Мужчины были все безжалостно перебиты: оправданием этому были толпы страшно изувеченных греческих пленников, которых освободили солдаты. Женщины, конечно, попали в рабство, а македонцы дрались друг с другом за награбленное добро. Если бы Персеполь был взят на разграбление, а не был сдан командующим своим гарнизоном, с ним не могли бы обойтись хуже. Александр даже хвастался в письмах тем, что приказал перебить персидских пленных, что далеко не украсило его репутацию.

Во время пребывания в городе Александр совершил экскурсию в Парсагарду, где он снова, словно бы по праву, экспроприировал сокровища, собранные его великим предшественником, Киром Старшим, и назначил Кобата сатрапом этого древнейшего персидского поселения.

За варварством в Персеполе последовал акт чистого вандализма — сожжение великолепных дворцов, расположенных на террасе. Когда Александр обнародовал свое намерение уничтожить могучие постройки Ксеркса в Персеполе в отместку за разрушение им Афин и сожжение греческих храмов, Парменион стал убеждать молодого завоевателя пощадить их. Он утверждал, что будет неправильно, если Александр разрушит свою собственность; азиаты не захотят присоединиться к нему (Парменион это дал ясно понять, будучи зрелым и умным человеком), если о нем сложится впечатление, что он просто путешествует и не хочет сохранить суверенитет Азии. Это было настолько похоже на жестокую правду, что Александр отказался даже слушать.

Позднее историки попытались найти оправдание этому преступлению. Одни заявили, что сожжение было действительно преднамеренным, но Александр вскоре раскаялся и приказал погасить огонь, но тщетно. Более распространенная версия переносит вину на женщину по имени Тайс, любовницу полководца Птолемея, которая, как говорили, воспользовалась нетрезвым состоянием Александра на пиру и убедила его бросить роковой факел.

В самом Персеполе руины продолжают историю. Сожженные балки крыши по-прежнему хранят свои отпечатки на лестницах и скульптурах. Кучи пепла — это все, что осталось от кедровой обшивки стен. Стены из глиняных кирпичей, лишенные своего покрытия от горящих крыш, осели под действием дождей на таких же просевших дворах. Тройная линия стен, также сложенных из глиняных кирпичей, разрушилась, оставив только фундаменты из камня. Бронзовые ворота, поставленные с четырех сторон дворца, исчезли.

Поиски добычи были такими настойчивыми, что только горсть монет досталась тем, кто проводил раскопки. Еще несколько кусочков тонкого листового золота — это все, чем были вознаграждены труды по его поиску. Сотни сосудов, вырезанных из самых разнообразных и прекрасных камней, были вынесены во дворы дворца и умышленно разбиты. Прекрасная статуя сидящей женщины, изваянная из мрамора раньше, чем скульптуры Парфенона, была вывезена из Фокеи или какого-нибудь города неподалеку от Персеполя во время беспорядков, характерных для спартанских походов, которые, как утверждалось, совершались с целью освобождения Азии. Поставленная в музейный зал сокровищницы Персеполя, она оставалась в безопасности, пока не пришел Александр. Тогда македонские солдаты отбили у статуи голову и бросили торс в коридор, оставив только покалеченную руку статуи указывать на помещение, в котором она изначально стояла. Александр не мог нагляднее показать, насколько тонок на нем налет греческой культуры.

Сожжение Персеполя было для мира символом того, что великий военный поход достиг своего предначертанного конца. К сожалению, и символ, и военный поход в равной степени отстали от жизни. Свои первые завоеванные территории Александр обустраивал по образу и подобию персидских сатрапий. В Египте он узнал, что он сын бога и поэтому и сам Бог-царь. Он все больше подпадал под влияние восточных верований, и вскоре он уже перенял персидскую помпезность. В конце он уже мечтал объединить персидский и греческий народы и культуры. Восток одержал победу над своим жестоким завоевателем.

Превозносимая «удача Александра» обернулась против ее фаворита даже еще до его преждевременной смерти. Своими нескончаемыми войнами его преемники разрушили империю, которую он получил практически целой от последнего Дария, и даже римляне оказались неспособными восстановить ее. Его мечта о слиянии культур осталась мечтой для далекого будущего.

В то время как историки все больше и больше ставили акцент на значении сразу же наступившей Эллинской эпохи, правление Александра отступало все дальше назад перед ее истинным статусом прелюдии. В настоящее время нас меньше интересует характер Александра как личности, нежели он как предвосхищение новой эры. Но Александр смотрел не только вперед, но и назад: его правление было одновременно и вступлением, и эпилогом. Вместе с сожжением Персеполя старая эпоха независимых восточных империй закончилась.