Читать книгу "Англия и Уэльс. Прогулки по Британии - Генри Воллам Мортон"

— По утрам, — сказал гид, — откатчики приносят для своих лошадей что-нибудь из дома. В их карманах всегда лежит кусок сахара.

Я возвращался наверх с новым представлением о шахтерах. Теперь каждый раз при взгляде на ведерко с углем я буду вспоминать их, черных, как смола, мокрых от пота, возле угольной стены в полумиле от света дня…

— Ну, и что вы думаете? — В ответ на меня сверкнули белые зубы и белки глаз. — Вы постоянно на линии огня…

— Мы привыкли. Кто-то же должен это делать! Всего вам доброго!

Клеть вздрогнула и устремилась вверх, к свету. Я больше не обращал внимание на лязг и грохот. Знал, что наверху меня ждет солнечный свет и зеленая трава! В клеть начала капать вода. В стволе постепенно светлело. Клеть подпрыгнула и остановилась.

Я невольно зажмурился. Дневной свет ослеплял. Когда я наконец открыл глаза, то увидел, что идет дождь. Как это здорово! Каким чистым и удивительным он мне показался!

Когда я вышел из клети, приятель засмеялся, увидев мои черные руки и не менее черное лицо. Я вновь осознал, почему люди, поднявшиеся наверх, не обращают внимания на тех, кто спускается вниз.

9

Я проезжал мимо здания деревенской администрации в воскресный день и услышал хор мужских голосов. Казалось, он вот-вот поднимет крышу дома. Звучание было столь чудесным, что я остановился, отворил дверь и вошел внутрь. Да, конечно, вы можете остаться и послушать, сказали мне с неизменной вежливостью, которую в Южном Уэльсе проявляют к заезжему человеку в любом шахтерском городе или деревне.

Около тридцати молодых людей в синих костюмах из саржи окружили видавшее виды фортепиано. Аккомпаниатор знал свое дело, а дирижер, стоя лицом к хору, взмахивал палочкой и притопывал ногой, погрузившись в музыку с валлийским самозабвением. Хористы показались мне спустившимися с небес ангелами, облаченными в синюю саржу…

Это были шахтеры в своей лучшей воскресной одежде. На каждом молодом человеке по случаю воскресенья был темный костюм, белый воротничок и темный галстук.

Нечасто приезжему выпадет такая удача — увидеть разом тридцать шахтеров с чистыми лицами. Обычно попадаются тысячи бредущих домой горняков, черных, как негры. Лица этих людей удивили бы того, кто привык думать о шахтере как о грубом и равнодушном ко всему человеке. Я видел перед собой одухотворенные, умные лица.

Если бы я не знал об их профессии, то подумал бы, что передо мной студенты духовной семинарии.

Мужские хоры в Южном Уэльсе набирают в забоях. Англичане, если задумаются над этим, подумают, что страсть к пению имеет отношение к айстедводу, или решат, что здесь замешаны деньги. Это не так. Большинство хоров не могут позволить себе петь на айстедводе, и мало кто из их участников зарабатывает деньги. Они поют для удовольствия.

Есть старая поговорка: два англичанина образуют клуб, два шотландца — Каледонское общество, а два ирландца — банду мятежников. Эту присказку можно продолжить: два валлийца образуют хор.

Но почему?

Потому что валлийцы лучше всего выражают себя в пении. Это — национальный талант. Их голоса — лестница к небу. В пении они преображаются.

— Не хотите ли, чтобы мы спели что-нибудь по-валлийски?

— Конечно хочу!

Хор сгруппировался. Это — характерная черта валлийских хоров. Певцы во время исполнения любят смотреть друг на друга. Кажется, что каждый обращается к остальным. Они запели что-то невыразимо печальное. По крайней мере три хориста казались готовыми к мученичеству. Песня закончилась, и выражение лиц изменилось: певцы с улыбкой вернулись на землю.

— А теперь что-нибудь по-английски! Пожалуйста!

Они запели, вот только в песне, кроме слов, не было ничего английского. Ни зеленой деревенской лужайки, ни веселых пьяниц в кабаке. Они пели религиозно! И я понял, что пение в Уэльсе — духовное действо, нечто вроде молитвы.

— Хотите, споем по-итальянски?

И шахтеры, встречающиеся в деревенском клубе по воскресеньям, затянули под руководством дирижерской палочки чрезвычайно трудный хорал на итальянском языке!

(Да, подумал я, англичане никогда бы не подумали, что шахтеры Уэльса проводят таким образом свой воскресный день!)

Валлийцы — живой, темпераментный народ. Шахтерский хор так же типичен для Уэльса, как типична игра в крикет на английской лужайке. Я снова почувствовал собственную чужеродность, как тогда, в Карнарвоне, где большинство людей говорят по-валлийски.

— Когда у меня плохое настроение, я пою, — сказал мне один валлиец. — Правда, от песни становится еще тяжелее. Если встречаю троих или четверых приятелей, начинаю петь вместе с ними, и скоро настроение улучшается. Я на время забываю о своих неприятностях.

Я вышел из деревенского клуба со странным ощущением: в валлийских шахтерах есть нечто, способное поднять их из темноты забоя в высоты, не слишком удаленные от рая.

Как-то вечером я стоял на монмутширском холме и смотрел в сторону Уэльса. Мне было жаль покидать эту дружелюбную страну, и в голове промелькнула тысяча воспоминаний; некоторые из них я изложил в этой книге, другие, отложившиеся в дальних уголках сознания, пришли ко мне, когда я смотрел на речную долину. Вечерняя мгла легла на нее, словно серый дым.

Я вспомнил озеро, гору и долину, берег реки и лес, соленые озера западного побережья и высокие скалы юга, на которые накатывают высокие морские волны. Вспоминал замки, тихие древние города, деревушки с их обитателями, спокойными и дружелюбными. Словом, все хорошее и счастливое, что встречается нам во время путешествий, вспоминается, когда готовишься покинуть страну, по которой бродил как турист.

Уэльс — красивая и романтическая страна. Все, что в ней есть замечательного, досталось ей благодаря смелости и предприимчивости ее народа. Валлийцы, как истинные кельты, являют собой странную смесь идеализма и материализма, отваги и осторожности, тщеславия и униженности. Они темпераментны и чувствительны, страстны, и эта страсть почти римская по духу. На их сознание повлиял древний язык, и они, хотя могут говорить по-английски, думают по-валлийски. И у них есть такие мысли, которые не выразить английскими словами. Валлийцы, возможно, изменились меньше других народов, живущих на Британских островах. Если бы живший во втором веке римский колониальный чиновник перенесся вдруг в Сноудонию, он, несомненно, принял бы сегодняшних горцев за бриттов своего времени.

Горы встают преградой на пути перемен. В каких бы горах ни оказались, вы всегда наткнетесь на старые воспоминания, верования, привычки, не меняющиеся на протяжении столетий. Когда я вспоминаю Уэльс, перед мысленным взором встают горы — освещенные солнцем, в утреннем тумане, нещадно поливаемые дождем, зловещие невидимки. Мистические и поэтические свойства Уэльса появились и проявились благодаря меняющемуся настрою гор, ибо ни один человек не может, проживая на этих вершинах, не думать о Боге…