Читать книгу "Девятнадцать писем - Джоди Перри"

Я вела себя с Брэкстоном как угодно, но не мило, с тех пор, как очнулась от комы, но его верность никогда не колебалась, несмотря на то, что я постоянно его отталкиваю. Я была так занята собственным чувством потери, что не особо думала, как это повлияло на него.

Подвинув письмо к себе, я крепко прижимаю его к груди, давая себе молчаливое обещание. Завтра, когда увижу его, я приложу больше усилий.

Глава 9

Брэкстон

Я два раза стучу в дверь, прежде чем повернуть ручку и войти. Я молюсь, чтобы у него был хороший день, мне действительно нужен толчок.

— Привет, — с улыбкой говорю я, когда мой взгляд останавливается на пожилом мужчине, который сидит на стуле у окна. Я не могу поверить, как сильно он постарел за последние два года. Он всегда будет для меня всё тем же человеком, но выглядит намного старше своих реальных пятидесяти двух лет. К сожалению, эта болезнь действительно выбила его из колеи.

— Здравствуйте, юноша.

Его зелёные глаза светятся, когда он медленно встаёт, протягивая руку, чтобы поприветствовать меня. Обычно он зовёт меня «сынок», когда вспоминает, кто я, так что я уже знаю, что сегодня у него не хороший день. Я с трудом мирился с этим, но ещё сложнее стало после аварии Джеммы. Теперь я незнакомец для двух самых важных людей в моей жизни. Это иронично и в той же степени разбивает сердце.

Я обхватываю его руку своей, когда останавливаюсь перед ним, и чувствую укол в сердце от слабого рукопожатия, которым он мне отвечает. Я ненавижу то, что стало с моим отцом. Когда-то сильного и мужественного мужчины, которым он был, больше нет.

Почти три года назад у него обнаружили раннюю стадию Альцгеймера[1], и с тех пор он быстро прогрессировал. Раньше я думал, что это старческая болезнь, но узнал, что даже такие молодые люди, как я, могут ею заболеть. Так мой отец в итоге оказался здесь. Я практически сломался, отдавая его в дом престарелых, но у меня не осталось выбора.

Вначале мы пытались убедить его переехать к нам, но он не хотел покидать свой дом, который делил с моей матерью, и я не мог винить его за это. Я устроил так, чтобы медсёстры приходили к нему, но когда он начал уходить на несколько часов днём и ночью, это стало небезопасно. Ему нужен был круглосуточный уход, который не могли обеспечить ни Джемма, ни я.

Когда наступило неизбежное, мы с Джем проверили дюжину разных домов, прежде чем, наконец, выбрали этот. Было важно знать, что он получает лучший возможный уход; иначе я не смог бы пройти через это.

— Садись, — говорит он, жестом указывая на стул напротив своего. Меня изумляет, что он понятия не имеет, кто я, но всё равно такой приветливый. Я благодарен, что его болезнь не украла это особое отношение. Его всегда любили за его приземлённую, дружелюбную натуру.

— У тебя здесь красивый вид, — говорю я, выглядывая за большое окно рядом с нами. Из его комнаты открывается вид на хорошо ухоженные сады. Джемма настояла, чтобы у него была комната с видом на деревья, которые были разбросаны по пейзажу. Цветы привлекали местных птиц, а это он любил. Одним из недостатков этого дома была строгая политика неприятия животных, но это была малая цена за все другие преимущества этого места.

Его любимый радужный попугай, Самсон, стал жить со мной и Джеммой. Потребовалось много терпения и настойчивости Джем, чтобы Самсон ел первые несколько дней, но с тех пор он стал частью нашего дома.

— Да, — говорит он с улыбкой, которая делает его лицо ярче. — Птицы часто прилетают, они мне очень нравятся, — он поднимает руку и указывает в сторону сада. — Видишь то бревно с дуплом?

— Да, — отвечаю я, проследив за его взглядом.

— Там живёт большой исполинский ящер. Он красавец, — говорит он, вытягивая руки перед собой, чтобы примерно показать размер. — Я сижу здесь часами, наблюдая, как он греется на солнце.

— Это отлично.

Я чувствую, как мои губы изгибаются в улыбке, пока я смотрю на него. Здесь он кажется счастливым, и это отчасти помогает мне ослабить чувство вины.

* * *

Я испытываю смешанные эмоции, останавливаясь возле дома матери Джеммы. Хоть Джем сейчас живёт здесь, я никогда не назову это место её домом. Её дом со мной.

Письмо уже должно было прийти, но я понятия не имею, как она отреагирует на него или прочитает ли его вообще. Я молюсь, чтобы она прочитала. Я такой потерянный без неё; это ежедневная борьба, к которой я никогда не привыкну. Не хватает огромной части меня, и у меня такое чувство, будто я скорблю по ней, хоть она всё ещё жива.

С настойчивостью Лукаса и Рэйчел — по раздельности; они по-прежнему не говорят друг с другом — я, наконец, вернулся к работе. Я начинал около полудня, чтобы навещать отца и отвозить Джемму на её ежедневные приёмы у физиотерапевта, а затем отрабатывал своё позднее начало рабочего дня тем, что оставался до глубокой ночи. Дома меня никто не ждёт, и я всё равно плохо сплю. Я с любовью и заботой продумал каждый дюйм этого дома для Джем и теперь ненавижу находиться в нём без неё. По крайней мере, пока работаю, я не купаюсь в аду наяву, которым стала моя жизнь.

Я остаюсь сидеть в машине несколько минут. Обычно мне не терпится увидеть её, даже если это желание не взаимно, но сегодня я колеблюсь. Эти письма могут быть моей последней надеждой, и я не уверен, что готов к очередному провалу.

В конце концов, я выхожу из машины. Я никогда не получу ответов, которые ищу, сидя здесь. Одно понятно наверняка: какой бы ни был исход, я не сдамся.

Обходя машину спереди, я удивляюсь, когда вижу, как входная дверь открывается, и выходит Джемма. Доктор дал ей трость, но она упрямится и отказывается её использовать. Она всё ещё хромает, пока идёт, но уже справляется намного лучше и лучше с каждым разом, как я вижу её.

— Доброе утро, — говорю я, подходя к ней. Я протягиваю ей руку, когда она доходит до ступенек. Я могу сказать, что ей не нравится, что я делаю это, но я не могу перестать поддерживать её.

— Доброе утро, — отвечает она, впервые потянувшись к моей руке. Её прикосновение краткое, но я смакую его, и на губах появляется улыбка. Любой контакт, не важно, какой краткий, приятен.

Я открываю для неё пассажирскую дверь, и она встречается со мной взглядом, прежде чем улыбается и благодарит меня. Сегодня в ней что-то изменилось. Может ли это быть связано с письмом? Мой взгляд опускается к её запястью, когда она тянется за ремнём безопасности, и я пытаюсь не чувствовать разочарования, когда вижу, что она не надела присланный мною браслет.

Мне интересно узнать, прочитала ли она письмо, но факт того, что она не надела браслет, заставляет меня прикусить язык. Нет смысла вызывать для себя больше боли.

Обычно она избегает взглядов на меня, но сегодня её глаза следят за каждым моим движением, пока я сажусь за руль, снова заставляя меня задуматься, что происходит.