Читать книгу "Зимняя песнь - С. Джей-Джонс"

Музыка лилась, услаждая слух публики, плела волшебные чары, сгущая благоговейную тишину, делая ее священной.

Эта часть концерта не отличалась продолжительностью и совсем скоро подошла к концу. Движения Йозефа на последнем ритардандо[17] замедлились, прозрачная трель растаяла в воздухе. В такт ему, я тоже замедлила темп; финальная нота, неярко мерцая, угасла.

Трепетное воспоминание об этой последней ноте какое-то время нас не отпускало, а затем зал взорвался аплодисментами и первым зааплодировал сам маэстро Антониус. Вскочив со своего места, Франсуа громко выкрикивал: «Браво! Брависсимо!»

Йозеф покраснел от смущения и широко улыбнулся, глаза его радостно сияли. Неожиданно он заиграл третью часть «Лета» Вивальди – престо. Энергичная, быстрая музыка требовала виртуозного исполнения, и тут я ничем не могла помочь. Партию аккомпанемента в ларго я переложила для фортепиано сама, но другими частями концертов, входящих в цикл «Четыре времени года», не занималась. Франсуа кивнул мне, я встала из-за инструмента.

В мгновение ока он присоединился к Йозефу, и они заиграли дуэтом. Если скрипка делала акцент на вибрирующих трелях, Франсуа усиливал напор аккордов; если Йозеф уходил в диминуэндо[18], аккомпанемент также звучал вполголоса. Франсуа безошибочно чувствовал, где нужно отступить в тень, чтобы солист мог продемонстрировать свою великолепную технику, и как соединить части аккомпанемента, чтобы стыки между ними были незаметны. В горле у меня стоял комок: этот стройный темнокожий считывал негласные знаки моего брата даже лучше меня. Он на лету ловил ритм, заданный Йозефом, и легко встраивался в любую музыку – и хорошо ему известную, и незнакомую.

Финал был потрясающим: последняя нота прозвучала у обоих в идеальный унисон. Зал потряс шквал аплодисментов. Отец потрепал Йозефа по плечу и с гордостью сообщил всем и каждому, что именно он обучил мальчика всему, что тот умеет. Мастер Антониус поздравил своего подопечного с блестящим экспромтом.

– Экий ты хитрец, Франсуа! А я ведь и не догадывался, что ты играешь Вивальди. – Ну, а ты, – старик повернулся к Йозефу, – сумел доказать, что обладаешь вкусом и проницательностью. Вивальди! Il Prete Rosso или Рыжий священник, как называют его у нас на родине, сделал много для развития скрипичной музыки, хотя некоторые, – маэстро Антониус бросил взгляд на папу, – более не желают признавать его гений.

Исполнить Вивальди предложила я, а не Йозеф, но стоит ли об этом теперь, когда сей незначительный факт смыло бурным эффектом, который произвела его игра?

– Благодарю, маэстро. – Лицо Йозефа раскраснелось, глаза горели.

Я попыталась привлечь его внимание, чтобы поздравить, но мой брат не видел никого и ничего, кроме Франсуа. Темнокожий юноша также не сводил с него взора.

Я отвернулась. Отец громко провозглашал тосты и пил за здоровье сына, а наша мама – строгая, несгибаемая, лишенная всякой сентиментальности – в открытую плакала, утирая слезы передником. Констанца, удобно устроившаяся у огня, одобрительно кивала, а Кете…

Мое сердце замерло. Где Кете? Ушла, прошелестел чей-то голос мне в ухо.

Я вздрогнула и оглянулась. Никого. Но краешек уха еще чувствовал незримое прикосновение чужих губ. Ликование вокруг меня продолжалось, а я словно бы оказалась за чертой и не могла разделить общей радости.

«Кете», – прошептала я. Ушла, повторил голос. На этот раз я увидела его обладателя.

Он стоял в дальнем конце зала, прислонившись к стене со скрещенными на груди руками. Высокий элегантный незнакомец. Король гоблинов.

Он был неподвижной точкой, вокруг которой вращалось все остальное. Действительностью, на фоне которой все остальное – лишь отражение. Его фигура являла собой резкий контраст с размытой реальностью, как будто в этом мире теней и иллюзий существовали только я и он. Король гоблинов улыбнулся мне, и я потянулась к нему каждой клеточкой своего тела. Одной этой улыбкой он мог заставить меня плясать.

Он кивнул, указывая на дверь, что вела на улицу, и заскользил сквозь толпу, как призрак, бесплотный дух или туман. Те, кого он аккуратно отодвигал со своего пути, даже не замечали его прикосновений и лишь на секунду прерывали разговор, словно ощутив внезапный сквозняк. Ни одна живая душа в зале не видела Короля гоблинов. Зримым он был только для меня.

На пороге он обернулся, через плечо бросил взгляд на меня, изогнул серебристую бровь. Идем.

Это было не приглашение, а приказ. Я ощутила зов всем телом и все же попыталась ему воспротивиться.

Сверкнул льдистый взор; мне стало страшно. Я задрожала, но не от холода. В груди ломило, но не от боли. Ноги задвигались сами по себе, помимо моей воли, и я последовала за Королем гоблинов из света во тьму.

Высокий элегантный незнакомец

– А он хорошо играет, твой брат.

Я заморгала. Вокруг меня все было погружено во мрак, и прошло немало времени, пока я начала различать в нем очертания предметов. Деревья, полная луна. Роща гоблинов. Я не помнила, как туда попала.

Тихий голос обвил меня легчайшим шелком:

– Я доволен, весьма доволен.

Я обернулась. Король гоблинов стоял у одной из старых ольх, правой рукой обнимая ствол, а левую небрежно положив на бедро. Всклокоченные волосы торчали во все стороны, как перья, хохолок или нити паутины; луна подсвечивала их сзади, превращая в серебристый ореол вокруг головы. Его лицо было ангельски-красивым, зато ухмылка – определенно дьявольской.

– Здравствуй, Элизабет, – негромко произнес он.

Я растерянно молчала. Как полагается обращаться к Эрлькёнигу – Лесному царю, Владыке зла, повелителю Подземного мира? Как разговаривать с легендой? Разум лихорадочно пытался унять разбушевавшиеся эмоции. Король гоблинов стоял передо мной – не зыбкое воспоминание, но существо из плоти и крови.

– Mein Herr[19], – сказала я.

– Какая учтивость. – Голос был сух, как осенние листья. – Ах, Элизабет, к чему эти формальности? Мы ведь знаем друг друга всю жизнь.

– Тогда зови меня Лизель, просто Лизель.

Король гоблинов улыбнулся, блеснув кончиками острых зубов.

– Спасибо, я предпочитаю Элизабет. Лизель звучит по-детски, тогда как Элизабет – имя для женщины.

– А как мне называть тебя? – спросила я, стараясь сдержать дрожь в голосе.

И снова хищная ухмылка.

– Как пожелаешь, – промурлыкал он. – Как пожелаешь.