Читать книгу "Помор - Валерий Большаков"

Ливрейные лакеи с поклоном приняли шляпы Чуги и Туренина и торжественно сложили в холле их ручную кладь.

— Теодор!

С радостным криком по лестнице сбежала Марион. Она была неотразима в чёрном бархатном платье с венецианскими кружевами.

Застеснявшись своего порыва, девушка остановилась в двух шагах от друзей, стараясь придать лицу чопорное выражение, но природная живость взяла своё — барышня рассмеялась и бросилась тормошить обоих.

— Вас не узнать! — тараторила она. — Выглядите как денди с Олд-Бонд-стрит![45] Пойдёмте, пойдёмте, вы поспели как раз к обеду!

— Так вроде ужинать пора, — подивился Фёдор.

— А здесь так принято! — прозвенел девичий голосок.

Посмеиваясь, Чуга направился следом за Марион. Павел ступал рядом, придав лицу скучающее выражение: дескать, и не такое видали.

Наверху, из комнаты напротив, доносился женский смех — дамы в шёлковых платьях с кружевами вокруг высоких вырезов и узкими сборчатыми рукавами завивали волосы щипцами, нагревая те на газовых горелках.

— Пойдёмте, пойдёмте! — звенела мисс Дитишэм, хватая Фёдора за руку. — Я познакомлю вас с дедушкой!

— Нравится вам здесь? — поинтересовался Чуга, приноравливаясь к семенящей походке Марион.

— Очень! — призналась девушка. — Наверное, я рождена для светской жизни! По понедельникам я буду посещать концерты, по средам — бывать в опере. Зимою, с декабря, начнутся балы, а вечерами — званые обеды. Я буду ужинать у Дельмонико,[46] ходить в театр Уоллока и в Музыкальную академию, наносить визиты и принимать гостей…

— Соскучитесь! — убеждённо сказал Фёдор. — Вы — птичка вольная, клетка не по вам, пущай даже и позолоченная.

— Ох, не знаю…

Марион провела друзей через анфиладу комнат в обширную гостиную. Хрустальные люстры отражались в натёртом паркете, литые карселевские лампы[47] с круглыми гравированными абажурами, прикрытыми зелёными бумажными заслонками, чередовались с пальмами в кадках. В одном углу стоял рояль «Стейнвей» с большой корзиной роз от Гендерсона,[48] в другом обитые парчою кресла были расставлены вокруг затянутых плюшем столиков, добавляя приватности. А посередине располагался огромный овальный стол в окружении бархатных стульев с высокими резными спинками. Стол был уставлен канделябрами и целыми ворохами столового серебра. Чуга подумал с тоскою, что обязательно опозорится за обедом.

— Позвольте вам представить Теодора Чугу, — торжественно провозгласила Марион. — А это Павел Туренин, русский князь!

Лишь теперь Фёдор разглядел сухопарого, моложавого старика в длинном чёрном сюртуке с бабочкой, совершенно седого, с пышными усами и бакенбардами а-ля Александр II, а рядом с ним раздобревшую даму в тёмно-лиловом атласном платье, с голубыми страусиными перьями на маленькой шляпке.

— Селертон Уортхолл! Элспет Кармайкл!

Дед Марьяны кивнул довольно дружелюбно, а вот «тётя Элспет» оставалась холодна.

В гостиной между тем становилось людно.

— Это моя кузина, — шептала мисс Дитишэм, представляя Фёдору гостей, — Эмма Рикрофт. А вот кузен Седрик. Друг семьи — Брайен Леффертс. Полковник Дермот Листердейл. Доктор Руфус ван Олдин…

— Ваше сиятельство, а встречались ли вы с императором? — бархатным голосом спросила мисс Рикрофт.

— Безусловно, мэм, — церемонно ответил Туренин.

— И всё же вы выбрали свободу? — томно осведомилась Эмма.

— Считайте это прихотью чудаковатого русского, мэм!

— А вы тоже кназ? — вцепилась кузина Марьяны в Чугу.

Уловив смешливую улыбку мисс Дитишэм, Фёдор вывернулся:

— Я тоже направляюсь на Запад, мэм.

Потребовалось вмешательство Марион, чтобы вывести его с «линии огня».

В это время гомон, доносившийся из комнат, усилился, перебиваемый восклицаниями, и в гостиную вошли трое. Впереди шагал коренастый и плотный мужчина лет тридцати пяти, с лицом холёным и властным. Одет он был очень богато, всякая вещь на нём словно кричала: «Я дорого стою!»

Маленькие глаза коренастого, чуть навыкате, смотрели остро, как бы оценивающе, а тонкие губы кривились в снисходительной, слегка презрительной усмешке.

— Это сам Мэтьюрин Гонт, — шепнул князь, — здешний миллионщик, воротила с Уолл-стрит. Холодный и безжалостный, как спрут.

— Не совсем так, — проговорила мисс Марьяна. — Похоже, что Гонт получает искреннее удовольствие, когда разоряет своих жертв, а щупальца он запустил повсюду — в золотые рудники, в угольные шахты, в железные дороги…

Фёдор, впрочем, не слушал своих друзей. Его вниманием завладели двое, пристроившиеся к богачу. Пожилой человек своею окладистой бородой и ухватками напоминал купца какой-то там гильдии. Под ручку с ним ступала высокая, стройная девушка в платье цвета сёмги, отделанном по подолу чёрными плиссированными рюшами. Её золотистые волосы были заплетены в толстую косу и украшены ниточкой жемчуга.

Завидя эту молодую особу, Чуга испытал «сердечный укол» — уж больно лепа была девица. «Больно лепа…»

Воистину, великий, могучий русский язык бледнеет перед женской прелестью! Какими словами передать чудную гармонию плотского и духовного в фигуре младой красавицы, когда жадный глаз ухватывает пленительный очерк груди, узину талии, крутой изгиб бёдер и лишь потом замечает некий внутренний свет, словно отводящий похотливые взгляды? Как описать обаяние незнакомки, очарование её улыбки или выражение карих очей, то насмешливое, то с затаённым искусом?..

— Кто эта барышня? — выговорил помор.

Мисс Дитишэм внимательно посмотрела на него и ответила:

— Её зовут Наталья Саввишна Коломина. Она из Форт-Росса,[49] что в Калифорнии. С нею дядя, Пётр Степанович Костромитинов, русский вице-консул в Сан-Франциско.[50] — Помолчав, Марион добавила не без коварства: — Наталья помолвлена с мистером Гонтом.