Читать книгу "#черная_полка - Мария Долонь"

Она с удовольствием затянулась — здесь можно было курить! везде! — и сквозь дымку посмотрела на своего школьного друга. Она до сих пор не могла привыкнуть к метаморфозе, которая с ним произошла. В классе Эдика считали типичным ботаником. В смешной кепочке, в очочках, с вечно шмыгающим носом, рубашка часто была застегнута криво — мимо одной пуговицы. Когда он нервничал, то безжалостно теребил конец воротника, превращая его в тряпочку. Почему-то детей это дико раздражало. Эдику и в детском саду, и в школе доставалось: никому не нравился этот тихоня. Однажды, кажется, в первом классе, Инга за него заступилась. Уж слишком безобразной была выходка одноклассников: в гардеробе Витька Филиппов наплевал на пол и насел на Эдика, заставляя его этот пол вылизывать. Эдик брыкался, Витька наваливался, и был близок тот момент, когда Эдик рухнул бы на заплеванный пол, к ликованию остальных мальчишек. Инга врезала Витьке, как учил папа, с оттяжкой, раскидала остальных, помогла подняться Эдику. И была ошарашена его взглядом: в нем не было страдания и слез, не было благодарности, а только яростное восхищение ею. Почти зависть. Они просидели за одной партой три года. Эдика оставили в покое, связываться с Ингой Градовой никто не хотел. А потом отец Инги был направлен на работу в Марокко вместе с семьей.

Эдик почувствовал ее взгляд, обернулся. Красивый, ухоженный, стильный мужчина. И очень не бедный. Кто бы тогда мог подумать, что из зачуханного ботаника вырастет выдающийся микробиолог-красавец, мечта хорошеньких женщин.

Инга попыталась себе представить, что выбрала не Сергея Белова — любимчика всех студенток из Первого Меда, а Эдика с его тогдашними комплексами, со спрятанной и крепко-накрепко запаянной мизантропией. Пара настолько не складывалась, что она энергично замотала головой. Эдик понял ее по-своему, развел руками и грустно усмехнулся.

— Я вижу, между вами давно установилась прочная связь. — Рядом с Ингой аккуратно примостился мужчина, диван минорно мяукнул старыми пружинами. — Тимофей. — Мужчина привстал, церемонно поклонился. Диван взял ноту «ми».

— Инга. — Она тоже поклонилась. — Да, мы друзья детства.

— А вот это интересно. — Тимофей наклонился к ней. — Вы знаете, что часто такие отношения становятся тюрьмой? С пожизненным заключением! И со временем могут привести к тяжелому соматическому заболеванию.

— Господи! Не пугайте меня! — Инга легко засмеялась. И на всякий случай выпила.

— Да-да! — Тимофей взял ее за руку. Этим хитрым навыком хорошо владели адепты духовных практик: невзначай подобраться к телу новичка — то по ладони погладить, то по спине. Инга отдернула кисть.

— А вы врач? — спросила с сомнением.

— Скажем так, психиатрия и нейрофизиология с некоторых пор входят в сферу моих интересов. — Он снисходительно кивнул.

— О! Это очень интересно! — Инга улыбнулась. Она решила провернуть свой коронный номер — задать вопрос, приводивший в замешательство всех нейрофизиологов, к которым она ходила на консультации. — Чем вы объясните такою способность: человек видит цвета слов или нот?

— Вы имеете в виду синестезию? Так называемый цветовой слух? — продолжил Тимофей невозмутимо дежурным тоном.

— Это заболевание? — Инга невольно придвинулась ближе к нему.

— Нет, что вы! Всего лишь особенность мозга. При восприятии звука в нем активизируется не только слуховая зона, но и зрительная. Это происходит за счет замыкания…

— Тимофей, можно тебя на минутку? — К ним подошел хозяин дома Гриша. Он весело подмигнул Инге и увел Тимофея.

На самом интересном месте!

— Ты как? Отогрелась? — Эдик устроился рядом, поправил на ней шаль.

— Да, спасибо. — Инге были неожиданно приятны его прикосновения. — Тимофей — он кто? Коллега хозяев? Тоже психиатр?

— Тимоха-то? — Эдик расхохотался. — Не, он как раз не врач. Он пациент. Биполярка. Я же тебе говорил — странная компания.

— Ой, а я к нему с вопросами…

— Да нормально. Время от времени Гриша забирает его из Кащенки, когда у него резидуальня фаза, ну тихая то есть. А в остром состоянии он чуть жену не убил.

— Да ладно? Может, было за что? — неловко пошутила Инга, слегка оторопев.

— Он чокнутый коллекционер, — Эдик наслаждался ее изумлением, — собирал наклейки от винных бутылок, из которых пил.

— Так он алкоголик?

— Совсем нет. Но у коллекционеров зависимость хуже, чем у алкоголиков. Коллекционеры — это вообще полный привет с точки зрения психопатии. Не поддаются никакому влиянию, кроме объекта своей страсти. А этот на наклейках двинулся.

— А как же он наклейки отдирал?

— Никогда в бачке от унитаза бутылки не охлаждала? Ну да, ты же из мажоров, откуда тебе знать? Наклейки там на раз отходят. Потом он их высушивал и аккуратно вклеивал в специальные альбомы. Красное сухое (Франция). Белое сухое (Италия). Полусладкое белое, ну и так далее.

— И что? Жена взбунтовалась?

— Во время переезда одна коробка свалилась с грузовика, Ксенька не заметила. Как разгрузились, Тимоха недосчитался альбомов и без объявления войны — с ножом на Ксеньку. — Эдик вздохнул. — Грустная история вообще-то. Он ведь доктор наук, умнейший мужик. Но люди, попавшие в такую аддикцию, всегда на грани. Смотри. — Эдик повернулся к Инге. — Норма — это широкая дорога, — он рубанул воздух, — от патологии ее отделяют узкие полосы, там проходит акцентуация. И поймать момент, когда человек перешел эту тонкую черту, крайне непросто, иногда невозможно.

— Мда, — протянула Инга, — интересные у тебя соседи. Ты-то хоть их различаешь — врачей и подопечных?

— Знаешь, не всегда. — Эдик хлебнул вина и потянулся за сыром. — Но случайных людей здесь не бывает. Процесс социализации пациентов должен проходить бесконфликтно. Знал, что тебе понравится.

— Не то слово! Как-то все здесь по-настоящему. В правильном цвете, хоть и с налетом шизофрении!

— У тебя не пропал твой дар? — спросил Эдик. — Так и видишь всех в спектральном разрезе?

— Ну. Недавно вернулся, причем наотмашь. Опять с приступа началось. — Инга помолчала. — А помнишь, как я дурачила училок на уроках? — они засмеялись.

— Еще бы! Ты тогда вообще была как с другой планеты — после Марокко.

— Но ты по-прежнему мне недоступен, не бойся! — Инга покосилась на него. — Ты в этом смысле единственный. Непроницаемый. Как белый шум, закрытая книга.

— Только в этом смысле — единственный? — Эдик коснулся ее плеча, легонько провел пальцем по щеке.

Нет! Только не это! Не будем портить отношения!

— Слушай, давай без оттенков серого, — тихо сказала она и, скрывая неловкость, вскочила с дивана. — Вот я балда! Мне же надо было позвонить. Я сейчас.

Эдик легко коснулся воротника, грустно проводил Ингу глазами. В длинном платье, в толстых шерстяных носках, в огромной дырявой шали, которая спадала с ее плеч, как мантия, она походила на безумную королеву, потерявшую свой трон. И в каком-то смысле ничем не отличалась от местных.