Читать книгу "Крестьянские восстания в России в 1918-1922 гг. От махновщины до антоновщины - Юрий Васильев"

В течение марта—апреля 1922 г. кампания по изъятию ценностей, по оценке ее организаторов, проходила медленно и вяло. Подобная картина наблюдалась в Екатеринбургской, Вологодской, Казанской, Тамбовской, Рязанской, Пензенской, Уфимской, Астраханской, Тюменской, Царицынской губерниях, а также в Горской Республике, на Северном Кавказе и Дону {1: 177—178, 180}. Темп изъятия был задержан посевной кампанией и главным православным праздником — Пасхой.

Сверху постоянно шли директивы, требующие ускорить изъятие ценностей. 9 мая Калинин направил шифротелеграмму губкомам партии и губисполкомам, в которой объявил о невыполнении директивы центра: изъятие церковных ценностей должно было закончиться в европейской части страны к 1 мая, в Сибири — во второй половине мая. Устанавливался новый конечный срок выполнения заданий — до 20 мая, для Сибири — 1 июня. Губернские партийные и советские руководители предупреждались о привлечении к партийной и советской ответственности в случае их невыполнения {6: 232—233}.

2 апреля ЦК РКП(б) направил шифротелеграмму губкомам и губисполкомам, в которой требовалось обязать в первую очередь священников отвечать за хищения церковных ценностей — арестовывать и предавать их суду в подобных случаях {1: 169—170}.

Отмечались многочисленные случаи, когда крестьяне защищали своих приходских священников. Один из таких примеров связан с именем священника Иоанна из села Палех Шуйского уезда Иваново-Вознесенской губернии. Отец Иоанн (И.С. Рождественский) был арестован по обвинению в участии в борьбе против изъятия церковных ценностей (по делу о событиях в г. Шуе).

Сельский сход села Палех 18 апреля 1922 г. направил ходатайство в Верховный трибунал при ВЦИК об освобождении священника Иоанна: «…Принимая во внимание то, что о. Иоанн Рождественский много поработал, как общественно прогрессивный деятель, на пользу родного прихода и всего Палеховского района и снискал к себе всеобщее уважение — мы, собравшиеся, не можем остаться безучастными при обвинении его в агитации в проповеди против Рабоче-Крестьянской власти. Чтобы не быть голословными в утверждении за о. Иоанном репутации прогрессивного общественного деятеля — считаем нужным довести до сведения Ревтрибунала хотя бы о том, что благодаря трудам и энергии о. Иоанна в селе Палехе в разное время были открыты следующие общественно-полезные учреждения, как то: 1) Палеховское Общество Потребителей, 2) Палеховская Библиотека Читальня, существующие и в настоящее время, и Палеховское Кредитное Товарищество. О. Иоанн много содействовал распространению просвещения среди крестьянства; Палеховская школа II ступени, рассадник знания нескольких волостей уезда, обязана своим открытием больше всех — все ему же о. Иоанну. Таковы его только главнейшие заслуги перед государством и местным крестьянским населением. Словом и делом служа интересам крестьянства, о. Иоанн не мог призывать, и не призывал к неисполнению распоряжений власти, власти крестьян и рабочих» {1: 190}.

Однако крестьянское ходатайство не достигло желаемого результата: 25 апреля выездная сессия Верховного трибунала в Иваново-Вознесенске приговорила священника Рождественского к расстрелу. Правда, 26 апреля в Верховный трибунал поступила телеграмма Калинина и секретаря ВЦИК Енукидзе с предложением о приостановке исполнения смертного приговора Рождественскому. 5 мая Президиум ВЦИК рассмотрел ходатайство о помиловании Рождественского — приговор Верховного трибунала ВЦИК оставил в силе. 10 мая в 4 утра последовало секретное донесение в Верховный трибунал об исполнении смертного приговора Рождественскому {1: 204, 206, 232, 236}.

Руководство всей кампанией по изъятию ценностей осуществляли руководители большевистской партии. Идейным вдохновителем был В.И. Ленин. Показательно в этой связи письмо Ленина членам Политбюро о политике в отношении церкви 19 марта 1922 г., в котором содержатся идеологические установки коммунистической партии. Ленин писал: «Для нас, именно в данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля на голову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей, и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь подавлением какого угодно сопротивления. Именно теперь и только теперь громадное большинство крестьянской массы будет либо за нас, либо во всяком случае будет не в состоянии поддержать сколько-нибудь решительно ту горстку черносотенного духовенства и реакционного городского мещанства, которые могут и хотят испытать политику насильственного сопротивления советскому декрету.

Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого фонда никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство, в частности, и никакое отстаивание своей позиции в Генуе, в особенности, совершенно немыслимы. Взять в свои руки этот фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может быть, и в несколько миллиардов) мы должны во что бы то ни стало. А сделать это с успехом можно только теперь. Все соображения указывают на то, что позже сделать нам этого не удастся, ибо никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст нам такого настроения широких крестьянских масс, который бы либо обеспечивал нам сочувствие этой массы, либо, по крайней мере, обеспечил бы нам нейтрализирование этих масс в том смысле, что победа в борьбе с изъятием ценностей останется безусловно и полностью на нашей стороне.

Если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществлять их самым энергичным образом и в самый краткий срок, ибо длительного применения жестокостей народные массы не вынесут. Именно в данный момент, именно в связи с голодом, проведем с максимальной быстротой и беспощадностью подавление реакционного духовенства.

Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий. Самую кампанию проведения этого плана я представляю себе следующим образом:

Официально выступить с какими то ни было мероприятиями должен только тов. Калинин, — никогда и ни в каком случае не должен выступать ни в печати, ни иным образом перед публикой тов. Троцкий.

Посланная уже от имени Политбюро телеграмма о временной приостановке изъятий, не должна быть отменяема. Она нам выгодна, ибо посеет у противника представление, будто мы колеблемся, будто ему удалось нас запугать (об этой секретной телеграмме, именно потому, что она секретна, противник, конечно, скоро узнает)» {1: 141—142}.

Ленин предлагал на съезде партии провести секретное совещание делегатов по данному вопросу совместно с главными работниками ГПУ, Наркомата юстиции и Ревтрибунала. Цель данного совещания — принятие секретного решения съезда о том, что изъятие церковных ценностей должно быть проведено с «беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок». Чем большее число представителей духовенства удастся по этому поводу расстрелять, настаивал Ленин, тем лучше. Требовалось «именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать». С целью «быстрейшего и успешнейшего проведения этих мер» предлагалось на секретном совещании партийного съезда назначить специальную комиссию с участием Троцкого и Калинина, не публикуя об этой комиссии никакой информации, чтобы руководство комиссией «всех операций» проводилось бы не от ее имени, а «в общесоветском и общепартийном порядке» {1: 143}.