Читать книгу "Судьба-злодейка - Александр Панкратов-Черный"

Сюжет разворачивается во время Гражданской войны. В финальной сцене, где красноармейский и белогвардейский мальчики соскакивают с лошадей и собирают ягоды, я придумал такой ход, что обоих мальчиков играет один актер. То есть была задумана такая метафора: один мальчик – за белых, второй – за красных, но детство у них одно. Подал сценарий, Дзиган снова не понял моей задумки:

– Друг Панкратыч, опять ты головоломку затеял… Гайдар – это же такой великий писатель, а ты и здесь от сюжета отступаешь…

Но надо сказать, что Дзиган всегда по-доброму ко мне относился. Мы подали заявку на «Мосфильм» (меня единственного из мастерской отправили туда снимать диплом после того, как моя курсовая получила призы). Я был направлен в объединение Сергея Федоровича Бондарчука, а у него главным редактором работал Валерий Феликсович Карен. Он нас сразу предупредил, что съемки будут дорогими: нужна конница и прочее. Но далее беседа приобрела неприятный оборот. Карен попросил меня выйти, чтобы переговорить с автором – он имел в виду сценариста Аркашу Трифонова, ведь на сценарии была указана только его фамилия. Аркаша остался в кабинете, а я вышел в коридор. Спустя какое-то время появился Аркаша, красный как рак, весь взволнованный, сказал, что редактор за утверждение сценария просит отдать ему 50 процентов от тех денег, которые мы заработаем (а за дипломный проект уже платили какое-то вознаграждение).

Я злой захожу в кабинет:

– Валерий Феликсович, у вас совесть-то присутствует? Со студентов деньги спрашиваете?

– Так, мальчишка, пошел вон, – ответил мне Карен.

Я говорю Аркаше:

– Пойдем.

Мы поняли, что главное – найти средства на наш фильм. Тогда мы могли бы снять его на учебной киностудии. За этим мы обратились в Госкино. Там посмотрели нашу смету. Тех 20 000 рублей, которые обычно давали на диплом, не хватало. Требовалось примерно 35 000–40 000 рублей. Самой дорогой была конница. Причем я сказал, что буду снимать в районе кавполка, рядом с конюшней: и лошадей никуда не надо перегонять, и лес рядом. Нам отказали, денег не дали.

Тогда я наивно спросил Лидию Иванову, ведавшую бюджетом Госкино:

– Почему же Наташе Бондарчук, Николаю Бурляеву и Игорю Хуциеву на их диплом, полнометражный фильм «Пошехонская старина», дали по 100 000 рублей каждому?

– А это их родители заслужили, – получил я ответ.

– А моя мама прошла всю войну, пережила репрессии, ссылку – она разве не заслужила, чтобы ее сыну дали чуть больше денег на съемки?

На что мне сказали:

– А ты, мальчик, вообще, откуда родом?

– Из Сибири, с Алтайского края.

– Ну, большой край. Этот край тебе пусть и дает деньги.

Я разозлился, порвал сценарий. Пришел к Дзигану, все рассказал и добавил:

– Я по Шукшину хочу снимать.

Дзиган вздохнул:

– Ну и что делать будешь? Тебе ведь Шукшина уже запретили…

«Штрихи к портрету». Диплом

В конце второго года обучения во ВГИке, когда я должен был снимать курсовую работу, по общежитию ходил рассказ В. М. Шукшина «Штрихи к портрету». Рассказ потряс не только меня, но и всех студентов, тем более поклонников Василия Макаровича. Поэтому когда мы достали номер «Нашего современника», где был опубликован этот рассказ, то устраивали ликбез: собирались у кого-нибудь в комнате и вслух читали. Для нас это было откровение – злободневное, наболевшее. А для меня Шукшин был не только душеписатель, но еще и земляк.

«Штрихи к портрету», я считаю, один из лучших рассказов Василия Макаровича. Тогда у меня родилась идея его экранизировать. Но я понимал, что курсовой работе он не соответствует по метражу, так же как и дипломной. Поэтому я решил снимать работу «по мотивам» рассказа. Нужно было получить разрешение Василия Макаровича. Я пришел на Киностудию им. Горького, где он в то время продолжал работать над «Стенькой Разиным». Я поймал Шукшина в коридоре. (Счастье! Встретил святого!) Это было мое первое с ним знакомство.

– Здравствуйте, Василий Макарович!

Он ответил:

– Ну, здорово.

Я с юношеской задорностью сказал:

– Василий Макарович, я ваш земляк.

Он:

– Ну и что?

– Прочитал ваш рассказ в журнале и хочу экранизировать. Учусь на режиссерском факультете у Ефима Дзигана. Душу тронул ваш рассказ…

– А ты кто?

– Шура Панкратов с Алтая.

Он меня посадил на скамеечку в коридоре (помню холодную скамеечку из досок, почти мокрых) и спросил:

– С какого района?

Я ответил.

– А как ты во ВГИК-то попал?

Я рассказал. Мы с ним просидели и проговорили часа два. В конце он сказал:

– Шурка, не берись экранизировать мой рассказ – не дадут.

Я возразил:

– Но рассказ-то ваш вышел.

– Ты бы знал, сколько я труда положил, чтобы его напечатали. Спасибо Семенову.

Георгий Семенов, писатель, помог ему пробить рассказ. Я с ним дружил. Прекрасный писатель, хотевший, чтобы люди жили в красоте, – писал о художниках, делающих лепнину на потолках и стенах.

Я обещал и попытался – написал сценарий, но, естественно, кафедра его запретила. Ефим Дзиган, мой мастер, предупредил, что я рискую нажить врагов и в Госкино, и в идеологическом аппарате. Дзиган даже написал на титульном листе курсовой: «Друг Панкратыч, снимать по данному материалу – заведомо идти на провал. С уважением, Ефим Дзиган». Но идея снимать по Шукшину у меня осталась. Потом, когда умер Василий Макарович, я на его могиле дал себе слово, что сниму этот фильм. И снял дипломную работу по мотивам его рассказа.

«Под богом ходим!» – говорил мой дед.

Ректор ВГИКа Виталий Николаевич Ждан тогда уехал во Францию на конференцию киношкол Европы. Воспользовавшись этим, я уговорил Дзигана подойти к Сергею Аполлинариевичу Герасимову и подписать сценарий для диплома. Но обманул я и Дзигана, и Герасимова. Поймали мы Герасимова после четырехчасового просмотра документального фильма о киномонтаже Филонова. Вышел он усталый, изможденный, и мы подошли к нему. Дзигану я сказал, что для диплома у меня был утвержден сценарий по мотивам рассказа Аркадия Гайдара «Конец Левки Демченко». Дзиган думал, что именно его он дает на подпись Герасимову, а я подложил титульный лист сценария «Штрихи к портрету» по мотивам В. М. Шукшина. И Сергей Аполлинариевич, уставший, подписал. Но когда выяснилось, что именно подписал Герасимов, денег на съемку мне не дали.

Тайно, пока Ждан был в Париже, мы на себе таскали камеры, технику и прочее оборудование – снимали диплом. Мои друзья-артисты согласились работать бесплатно. Я тогда очень дружил с Малой Бронной. Дружба эта началась раньше, когда я работал в Пензенском драматическом театре. Главный режиссер театра Рубен Вартапетов был близким другом режиссера Анатолия Васильевича Эфроса. Помню, когда я с Рубеном Вартапетовым в первый раз приехал в Москву, мы пошли на премьеру постановки Эфроса в Ленком (тогда Эфрос еще работал в Ленкоме). После спектакля Рубен повел меня за кулисы и познакомил с Эфросом. И когда я поступил во ВГИК в 1971 году, я по возможности приходил на репетиции к Эфросу уже в Московский драматический театр на Малой Бронной, где он работал режиссером, все спектакли смотрел в его постановках. Я считаю, что в какой-то степени Эфрос был моим педагогом по режиссуре. На репетициях я познакомился с его актерами – Левой Дуровым, Валей Смирнитским, Николаем Волковым – подружился с ними. И когда я им объяснил, что мне не дают денег на актерский гонорар для съемки дипломной работы (деньги выделили только на пленку, учебная киностудия дала кинокамеру – и все), мои друзья-актеры согласились сниматься бесплатно. Согласился мне помочь и Валера Льянов, талантливый оператор и мой друг, к сожалению, рано ушедший.