Читать книгу "Золотая орда. Монголы на Руси. 1223-1502 - Бертольд Шпулер"

Такое предложение было для Бейбарса кстати. Но позиция Менгу-Тимура оставалась все еще неясной, поэтому в 1271–1272 годах он отправил своих представителей в Тебриз, которым, скорее всего, поручалось сообщить о прежних предложениях кыпчакского хана относительно совместных действий Сарая и Каира и добиться соглашения о перемирии. Тем не менее в 1272 году Абага осадил пограничную крепость аль-Бира на реке Евфрат, начав тем самым войну против Бейбарса. Теперь у мамлюкского султана появился действенный повод заключить с посланцами Менгу-Тимура соглашение, а при их возвращении назад в Сарай в феврале – марте 1273 года направить вместе с ними своих послов. Ему было приятно сообщить о своей победе в аль-Бире.

Взаимный обмен посланниками вновь принял регулярный характер. В Каир из Сарая прибыли новые послы, которые отбыли назад в сопровождении двух египетских эмиссаров 8 января 1276 года (18-го числа месяца раджаба 674 года хиджры). Во время своего пребывания в Каире у них была возможность встретиться с византийским, кастильским и йеменским (южноарабским) послами.

К этому времени на Средиземноморье развились две политические системы, наносившие друг другу ущерб. В антагонизм между обеими торговыми республиками, Генуей и Венецией, втягивались все новые силы. Поскольку генуэзцы из-за инцидентов со своими колониями в Крыму находились в конфликте с ханом Кыпчака, то они примкнули к ильханам. Соответственно венецианцы взяли сторону владык Золотой Орды.

Генуэзцы стали даже выполнять посреднические функции между ильханами и западными странами. Так, Иоганн и Яков Вассал с 1276 по 1278 год работали на Абагу в Курии[103]и во Франции, а когда они в августе 1278 года проезжали через Неаполь, к ним присоединились два представителя Карла I Анжуйского. Таким образом, на стороне ильханов была франко-сицилианско-курийская партия, а Альфонс X Кастильский соответственно примкнул к Египту и Кыпчаку, с которыми развивал все более тесные отношения. Карлу I Анжуйскому пришлось отказаться от намерения склонить мамлюкского султана к участию в своих замыслах.

Исходя из этих причин становятся понятными планы проведения крестовых походов, которые вынашивал папа римский Григорий X (1271–1276). Они должны были воспрепятствовать распространению египетского владычества в сражениях с ориентированными на Францию государствами крестоносцев в Сирии. Однако произошедший в 1276 году в Польше эпизод, как отголосок более раннего вторжения татар, помешал осуществлению планов папы. И даже если отказаться от предположения, что кыпчакское нападение являлось сознательным маневром, имевшим цель перечеркнуть угрожавшие египетскому союзнику планы папы римского Григория X, то соответствующее практическое воздействие оно все же имело.

После своего возвращения из Каира посланцы Менгу-Тимура наверняка могли многое рассказать своему господину о широких связях его союзника на Ниле. Это могло послужить причиной того, что в 1276–1277 годах хан решил организовать поход на Кавказ. Этот поход, хотя и не направлялся непосредственно против Абагу, тем не менее нацеливался на Осетию (Аланию) и ее город Дедяков (также Тетяков)[104]. В данном военном мероприятии должны были принять вспомогательное участие многие русские князья, которые после успешного его окончания могли вернуться домой с большими трофеями.

На Руси в последние годы положение не изменилось. Частые поездки русских князей в Орду демонстрировали их верноподданнические чувства. В отдельных случаях татары натравливали одного князя на другого и поддерживали некоторые военные походы русских, выделяя им в помощь отряды воинов, например во время войны против Новгорода[105]. Изменения начали происходить только тогда, когда во внутренние дела Руси, как и в другие внешнеполитические вопросы, начал вмешиваться Ногай, рассылая через своих посыльных князьям призывы принять участие в борьбе с набирающим силу Литовским княжеством, которое имело только общее название с одноименным послевоенным государством, а также его северные части. А в 1279 году Ногай внял просьбе Льва Даниловича Галицкого оказать ему помощь в войне против Польши. Он на самом деле послал в 1279–1280 годах нескольких своих командиров осуществить вторжение до Сандомира на Висле. Но, несмотря на это, Лев Галицкий потерпел неудачу и вынужден был прекратить боевые действия.

Византийский император тоже вступил в личные отношения с Ногаем и отдал ему в жены свою родную дочь Евфросинию (или Ирену), став тем самым одновременно родственником ильхана и подлинного правителя Золотой Орды. В результате Михаилу относительно легко удалось сохранить нейтралитет, когда в 1279–1280 годах (678 году хиджры) боевые столкновения между двумя монгольскими империями возобновились, и Менгу-Тимур дважды разбил войска своего брата Абаги.

Однако Михаил не ограничился ролью пассивного наблюдателя. Вступлением в родственные отношения с истинным рулевым улуса Джучи он намеревался добиться его поддержки в подавлении дунайских булгар. Император осуществлял ту же политику, которую всегда успешно проводил. Еще раньше Михаил VIII попытался наладить связи и со своим северо-западным соседом, отдав свою племянницу Марию в жены правящему там царю Константину Тиху[106]. Но тут произошла осечка. Во время свадьбы правитель Византии пообещал передать тому спорные области Анхиала[107] и Месемврии[108] (у Варны), но из-за трудностей в отношениях с Карлом I Анжуйским откладывал исполнение обещания. Чтобы обезопасить себя от вторжений этого правителя, находившегося в тесных связях с папской курией, Михаил пошел на участие во Втором Лионском церковном соборе[109], состоявшемся в 1274 году, присоединился к унии и пообещал добиваться примирения церквей. Но в Византии у верующих данная уния не получила одобрения. В скором времени церкви там вновь разъединились.