Читать книгу "Трижды пестрый кот мяукнул - Алан Брэдли"

– О да. Несколько лет назад она погибла в Средиземном море. Поломка акваланга.

– Чего?

– Акваланг. Это такая штука, которая позволяет дышать под водой. Она ныряла вместе с Жаком Кусто, чтобы увидеть обломки римского корабля.

– Кошмар! – воскликнула я совершенно искренне. – Мои соболезнования.

– Все в порядке, – сказала Карла. – Она всегда говорила, что предпочтет умереть по пути на луну, а не попасть под автобус. Полагаю, так все и случилось. Тетушка Луиза всегда была искательницей приключений, как говорила мама.

От Даффи я знала, что это словосочетание имеет разные смыслы.

– Как-нибудь я покажу тебе фотографию, если захочешь. Она курит трубку Эйнштейна, а он в ее тапочках.

– Ничего себе! – сказала я.

– Она была такая. Сумасбродка, как говорила мама. Учила Черчилля танцевать румбу и обыгрывала автора «Дживса» в крокет.

– Вудхауса, – уточнила я. Даффи вечно о нем говорила и хихикала посреди ночи, когда предполагалось, что она спит.

– Да. Тетушка Лу – все звали ее Лу, даже мать – знала всех, кто представлял хоть какой-то интерес. Она была невероятно популярна в определенных кругах.

– Ясно. – Надо проконсультироваться с Даффи, обладательницей сверхъестественной способности читать между строк. Пусть даже придется заключить с ней мирный договор, оно того стоит.

– Знаешь, почему я тебе завидую? – спросила я.

Это один из тех хитрых вопросов, на которые еще никто никогда не ответил «Да». Если вам нужен ответ «Нет» для поддержания беседы – вот вам способ.

– Нет, – ответила Карла. – Скажи.

– Готова поспорить, она читала тебе вслух, твоя тетушка Лу. Оливера Инчболда и другие истории. Разве это не чудесно – думать о том, что она, наверное, собственными ушами слышала эти стихи от него самого? А теперь ты слушаешь ее. Должно быть, какое это удовольствие – знакомиться с его стихами практически из первых рук?

Изрядное преувеличение, но Карла значительно приободрилась.

– О да! – выдохнула она. – Я умоляла ее снова и снова рассказывать о том, как они катались на лодке, пили чай в Кембридже, о джаз-банде «Диксиленд», выступавшей на Ипподроме. О часах, проведенных в клубе «Кубла Хан» в Сохо.

– А о Криспиане Крампете? – спросила я.

Карла закрыла глаза, откинула глаза и затянула речитатив:

Криспиан дал трехколесному другуИмя, но эти крестины – секрет!«Несравненный, бесценный, один во Вселенной,Мой Вело-и-бело-и-дело-сипед!»

– Чепуха, да? – внезапно спросила Карла.

Я ничего не стала говорить, но на мой вкус это лучшее стихотворение, принадлежащее перу Оливера Инчболда. Поскольку я самолично провела ритуал крещения над своим велосипедом, эти строчки пробирали меня до глубины души.

– Некоторые люди мало нуждаются в обществе себе подобных, – произнесла я, словно в никуда, и Карла стиснула мою ладонь. – Тетушка Лу явно к ним не относилась.

– Да, – подтвердила Карла. – Ее все любили. Ее сравнивали с теплым летним ветерком. Когда она умерла, почтальон принес мне целый мешок соболезнований. Такая трагедия.

– Но Оливер Инчболд уже умер к тому времени? – спросила я.

– О да. Уже несколько лет как. На самом деле именно тетушку Лу пригласили на опознание.

– Неужели? – я не смогла сдержать любопытство. – Откуда ты знаешь?

– Она мне рассказывала. «Именно меня пригласили на опознание». Это точные ее слова. Я их запомнила.

Мои мысли завертелись вихрем.

– Почему ее позвали на опознание? Почему не членов его семьи?

– Ну, тетушка Лу сказала, что его жена к тому времени сошла с ума, а сын просто отказался.

– Господи, – произнесла я. – Почему же? Его смерть была необычной?

– Думаю, можно и так сказать. Его заклевали чайки, когда он охотился за птичьими гнездами. На острове Стип-Холм. В Бристольском заливе.

– В сезон гнездования? – уточнила я.

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться.

– Наверное, – ответила Карла. – Тетушка Лу сказала, что осталось от него немного: обрывки одежды, кошелек и трубка.

– Криспиан Крампет, то есть Криспиан Инчболд, наверняка был вне себя от отчаяния. Лишиться отца подобным образом!

– Думаю, да, – согласилась Карла. – Хотя он уже не был ребенком. Учился в Оксфорде в это время и подрабатывал в кино – занимался то ли освещением, то ли звуком. Не помню точно. У него были художественные таланты, как у отца.

– Он еще жив? – спросила я. – Криспиан, имею в виду?

– Насколько я знаю, да. Тетушка Лу каждый год посылала ему открытку на Рождество, но он никогда не отвечал. Он с прибабахом.

Криспиан Крампет? С прибабахом? Я не верила своим ушам. Что случилось со знаменитым маленьким мальчиком, давшим имя своему велосипеду, прокапывавшим туннель в Китай или Бенгалию, чудесным мальчиком, который хотел построить дом из песка только для двоих – для себя и отца?

Я с болью осознала, что сама хотела бы того же самого.

На миг я представила себе, как похищаю отца из больницы в Хинли и увожу на далекий тропический остров, где мы будем только вдвоем и где я построю хижину из земли и травы – новый Букшоу, где не будет ни забот, ни хлопот, вымотавших его. Конечно, я сделаю отдельную пристройку для его коллекции марок и еще одну для моей химической лаборатории.

Мы будем питаться черепашьими яйцами и кокосовым молоком, слушать Би-би-си, когда нам захочется насладиться Бахом или приключениями Филипа Оделла.

Настоящий рай на земле! Мы будем лежать в гамаках, отец и я, вести тихие беседы и наблюдать за закатом.

– У него возникли проблемы с законом, – сказала Карла. – Тетушка Лу не знала подробностей, но говорила, что это имеет какое-то отношение к скачкам.

– Игрок, да? – уточнила я.

Карла пожала плечами.

Именно в этот момент нам помешала Ундина. Она выкатилась из церкви, как шар для боулинга, размахивая руками и угрожающе покачиваясь из стороны в сторону.

– Флавия! Гравия! Квавия! Славия! – изо всех сил вопила она. Забралась на пошатывающийся могильный камень и попыталась сохранить равновесие. – Я владычица замка, а ты – подлая негодница!

– Тише! – сказала я. – В церкви концерт!

– Он закончился, – ответила Ундина. – Но имбирные пряники были лучше, чем музыка. Я опять проголодалась. Пойдем домой.

– Я должна извиниться за мою кузину Ундину, – сказала я. – Порой она бывает неотесанной.

– Вовсе нет, – возразила Карла. – Я восхищаюсь ее искренностью.