Читать книгу "Тряпичная кукла - Дэниел Коул"

Когда она через час созвонилась с ним опять, он признал, что действительно пошел по неофициальному пути и согласился брать плату наличными в виде опускаемого в почтовый ящик конверта. Сообщил, что конверты все сохранил, что лично с нанимателем не встречался, и взмолился, чтобы детектив не сообщала никуда о его незадекларированных доходах. Уверенная в том, что налоговые органы его в любом случае рано или поздно поймают, Бакстер, не желая создавать себе лишних проблем, двинулась дальше, потратив впустую несколько часов.

Эдмундс, пристроившись в уголке ее стола, напротив, пребывал в приподнятом настроении. С одной стороны, это было обусловлено его местом, расположенным прямо под потолочным вентилятором, постоянно обдувавшим голову струей холодного воздуха, с другой, что гораздо важнее, значительным прогрессом в прозаичном деле, порученном ему Бакстер.

Получив задание узнать, откуда тюрьма получает питание, он быстро выяснил, что в подавляющем большинстве еда готовилась на месте, но после масштабной забастовки, потрясшей рынок продуктов в две тысячи шестом году, некая компания под названием «Комплит Фудс» стала осуществлять поставки специализированных завтраков, обедов и ужинов для заключенных-мусульман. После его звонка администрация пенитенциарного заведения подтвердила, что Халид был единственным узником, которому постоянно доставляли специализированное питание без клейковины. А когда в «Комплит Фудс» признали, что в настоящий момент проводят внутреннее расследование, поводом для которого стали две жалобы тех, кто был госпитализирован с диагнозом «отравление» после приема аналогичной пищи, с трудом скрыл охвативший его восторг. Своими успехами ему очень хотелось произвести впечатление на Бакстер, явно потерпевшую поражение.

Начальник участка «Комплит Фудс» объяснил, что блюда готовят ночью, чтобы ранним утром развести их по тюрьмам, больницам и школам. Эдмундс попросил его составить список сотрудников, дежуривших в ту смену, а также подготовить записи камер видеонаблюдения к их визиту, назначив его на следующий день. Он уже снял трубку, чтобы связаться с компаниями, обратившимися с жалобами, абсолютно уверенный как в диагнозе пациентов, так и в прискорбном результате, но в этот момент его похлопали по плечу.

– Извини, парень, но босс попросил, чтобы ты сменил у двери Ходжа. Нам с ним нужно кое-что сделать, – сказал человек с мокрым от пота лицом, блаженно закрыл глаза и встал под поток холодного воздуха.

Из туманных объяснений полицейского Эдмундс сделал вывод, что на самом деле тот спасал какого-нибудь дружка от многочасового и умопомрачительно скучного дежурства у двери. Он посмотрел на Бакстер, ища у нее поддержки, но женщина лишь пренебрежительно махнула рукой. Молодой человек положил трубку и нехотя поплелся сменить полицейского, дежурившего у входа в допросную комнату.

Эдмундс перенес вес тела с одной ноги на другую и сутуло сгорбился у двери, которую охранял вот уже пятьдесят минут. Теперь, когда нечем было занять мысли, когда приятная атмосфера приглушенных разговоров, щелканье клавиатур и жужжание ксероксов действовали на его измученный организм как колыбельная, он тут же почувствовал, что жутко хочет спать. Веки так и норовили сомкнуться. Никогда в жизни он не хотел ничего так, как закрыть сейчас глаза. Он прислонился тяжелой головой к двери и почувствовал, что погружается в сон, но в этот момент из допросной комнаты донесся голос.

– Политика – забавная игра.

Услышав резкую, но явно обдуманную реплику мэра, Волк вскинулся. Перед этим они просидели в полном молчании добрых пять часов. Детектив отложил папку с бумагами и стал ждать продолжения. Мэр сидел, глядя на свои башмаки. Когда пауза затянулась и в комнате повисло неловкое молчание, Волк подумал, что собеседник, вероятно, не понял, что произнес эти слова вслух. Он уже робко потянулся обратно за папкой, но мэр наконец решил развить свою мысль:

– Ты хочешь творить добро, но не в состоянии чего-либо сделать до тех пор, пока не окажешься у власти. Сохранять полномочия долго без голосов нельзя, а заполучить их можно, только потакая публике. Но в борьбе за эти голоса порой приходится приносить в жертву то самое добро, которое ты решил творить. Да, политика – забавная игра.

Волк понятия не имел, как можно ответить на этот специфический образчик мудрости, и поэтому малодушно решил подождать, когда мэр либо продолжит, либо замолчит.

– Давайте не будем делать вид, что я вам нравлюсь, Коукс.

– Хорошо, – ответил Волк, пожалуй, слишком быстро.

– Я понимаю – все, что вы сегодня ради меня делаете, для вас унизительно.

– Я просто делаю свою работу.

– Я тоже всегда только этим и занимался. И хочу, чтобы вы об этом знали. Общественное мнение было не на вашей стороне, и я, соответственно, вас тоже не поддерживал.

Волк почувствовал, что от фразы «не на вашей стороне» до безжалостного обвинительного приговора, до бесстыдной травли, призванной разжечь аппетиты уставшей от коррупции публики, до упорного обличения Волка в качестве символа аморальности было рукой подать. Как удобно было превратить его в мишень, на которую наконец смогли излить свой гнев добропорядочные граждане!

На волне неисчерпаемой народной поддержки в борьбе с погрязшими в проблемах городскими органами охраны правопорядка мэр разработал новаторский план создания Полиции преступлений и внутреннего надзора. Выступая перед битком набитым единомышленниками залом с той самой речью, в ходе которой был выдвинут его знаменитый слоган «Полиция должна бороться с полицией», он неоднократно призывал определить Волку максимальное наказание, предусмотренное законом.

Волк вспомнил чуть ли не комичный разворот ситуации после того, как Нагиба Халида арестовали во второй раз. Сидящий напротив него человек, привычно использовавший Волка как икону, в то время кичился своей Стратегией дифференцированного подхода в области здравоохранения, одновременно проклиная низкий уровень медицинских услуг, доступных «нашим лучшим и храбрейшим», а заодно и городу Лондону в целом.

Следуя в фарватере за харизматичным и необычно популярным общественным деятелем, сторонники мэра аплодировали и сплачивались, вовремя поддерживая все его манипуляции. Поэтому преданные голоса, те же самые, что до этого жаждали крови Волка, теперь устроили кампанию по восстановлению его в рядах полиции, а гость одной из телепрограмм даже дошел до того, что потребовал одновременно и того, и другого.

Волк не сомневался, что если бы не влияние мэра, если бы не его хорошо разрекламированный крестовый поход по восстановлению в правах «низвергнутого народного героя», он до сих пор оставался бы за решеткой. При этом и он, и градоначальник прекрасно понимали, что детектив ему ровным счетом ничего не должен.

Волк хранил гробовое молчание, опасаясь открыть рот и брякнуть что-нибудь не то.

– Должен сказать, вы поступили правильно, – высокопарно продолжал мэр, не обращая внимания на радикальную перемену в настроении Волка, – потому как порочность это одно, а отчаяние совсем другое. Я вас понимаю. Лично мне хотелось бы, чтобы тогда, в зале суда, вы убили этого свихнувшегося ублюдка. Девчушка, которую он потом сжег, была ровесницей моей дочери.