Читать книгу "Тайный сговор, или Сталин и Гитлер против Америки - Василий Молодяков"

В конце 1921 г. Нидермайер вышел в запас и отправился в Советскую Россию, возглавив «Московский центр» (Zentrale Moskau) по координации сотрудничества в качестве де-факто военного атташе; посол Ранцау был открыто недоволен его независимым поведением. Секретный доклад начальника IV (разведывательного) управления Штаба РККА Я. Берзина наркому по военным и морским делам Ворошилову от 24 декабря 1928 г. характеризовал его как «махрового разведчика герм(анского) штаба» (25). Работа в Москве ему нравилась. «Столько личностей, как здесь, — писал Нидермайер 4 апреля 1929 г. своему теперь уже близкому другу Хаусхоферу, — редко можно встретить в другой стране; у нас — наверняка нет. Это, пожалуй, одно из самых сильных моих впечатлений здесь: здоровый народ и растущие будущие вожди. Что бы ни случилось и что бы здесь ни рухнуло, этот народ не погибнет и сможет, впервые за всю свою историю, выдвинуть вождей из своих собственных рядов. Нам предстоит сперва выработать дистанцию, чтобы хоть в какой-то мере понять большевизм и все его последствия… Мы должны научиться и тому, как обезвредить наших собственных коммунистов и при этом не повредить нашим хорошим отношениям с Советской Россией» (26). Очень разумный подход — и государственный, и геополитический.

В Москве Нидермайер проработал до 1931 г., когда генерал-майор Эрнст Кестринг был назначен военным атташе после нескольких неофициальных миссий в Россию, о которых он извещал не только непосредственное начальство, но и Зекта. Вернувшись домой и выйдя в отставку, Нидермайер посвятил себя науке, защитив докторскую диссертацию и получив доцентуру в Берлинском университете по оборонной географии и оборонной политике (вскоре стал профессором). В 1934 г. в соавторстве с эмигрантским историком и географом Юрием Семеновым он выпустил книгу «Советская Россия. Геополитическая постановка проблемы», хвалебное предисловие к которой написал Хаусхофер. Среди людей, с которыми Нидермайер контактирует в эти годы, — корифей германской славистики профессор Отто Хетч, Альбрехт Хаусхофер и советник полпредства СССР Сергей Бессонов, которому в 1938 г. на процессе «правотроцкистского блока» Бухарина — Рыкова будут также инкриминировать связи с Гессом и Хаусхофером.

Радикальное ухудшение двусторонних отношений в середине 1930-х годов сказалось на германской русистике не менее пагубно, чем на советской германистике. На карьере Нидермайера это, правда, не отразилось; в 1937 г. он был назначен директором Института военных наук и принимал непосредственное участие в создании Института краеведения при Берлинском университете в 1938 г. и нового Географического института, который сам возглавил в 1939 г. С началом войны он стал рваться на фронт, что объяснялось и его сложными отношениями с академическими кругами. Однако ему доверили лишь «инородческий» легион, состоявший в основном из турок, и то только в 1942 г. На поле боя, в Югославии и Италии, он не отличился и был снят с командования, а в конце 1944 г. арестован за критику восточной политики Гитлера (против нее выступал и Кестринг, назначенный генерал-губернатором оккупированного Кавказа).

Освобождение в мае 1945 г. сменилось новым пленом — на сей раз русским. «Когда Нидермайер искренне заявил о своей уверенности (осенью 1944 г. — В.М.), что Советы, если возьмут его в плен, ничего ему не сделают, Кестринг возразил ему с такой же уверенностью, что их обоих повесят. Нидермайера чуть-чуть пониже, ибо он всего лишь генерал-майор (Кестринг был генералом от кавалерии. — В.М.)» (27). Нидермайера не повесили, но в 1948 г. приговорили к 25 годам тюрьмы, перед тем, надо полагать, основательно допросив. 25 сентября того же года он умер от туберкулеза во Владимирской тюрьме; реабилитирован в 1997 г. Так замкнулся круг судьбы этого неординарного человека, роль которого в истории «континентального блока» еще предстоит изучить и осмыслить.

Хаусхофер непосредственно участвовал и в первой достоверно известной попытке японско-германского сближения при нацистском режиме. «В субботу 7 апреля 1934 г. (Рудольф) Гесс в частном порядке встретился с японским военно-морским атташе контр-адмиралом Эндо (Есикадзу) у профессора (Карла) Хаусхофера на Кольбергерштрассе 18 (в Мюнхене) и обратился к нему с полуофициальными предложениями, хотя и германская армия, и министерство иностранных дел явно предпочитали Китай Японии. Марта Хаусхофер подавала чай, а профессор переводил. Поначалу оба были сдержаны в своих суждениях, но затем Гесс заявил в открытую: „Ну что ж, я могу сообщить вам — а я говорю от имени фюрера — мы искренне желаем, чтобы Германия и Япония шли одним курсом. Но я должен заметить, что в этом не может быть ничего такого, что поставило бы под угрозу наши отношения с Великобританией“. Эндо расплылся в одобрительной улыбке, которая обнажила его золотые зубы, а Хаусхофер облегченно вздохнул. В своих неопубликованных записях он описал эту встречу как первый шаг на пути к Антикоминтерновскому пакту, который страны заключили в ноябре 1936 г.» (28).

Непосредственных результатов встреча не дала, но следует отметить следующие важные моменты: а) инициатива исходила не от Гесса, т. е. не от руководства Германии, а от Хаусхофера или от японцев; б) с германской стороны переговоры вел заместитель Гитлера по партии, а не военный или дипломат; в) Гитлер и Гесс как атлантисты ставили отношения с Великобританией выше любых перспектив союза с Японией; г) первые попытки сближения были сделаны еще до контактов Риббентропа с японским военным атташе Осима Хироси. Именно эти двое стали главными инициаторами Антикоминтерновского пакта ноября 1936 г., к которому — по остроумному замечанию Риббентропа — в августе 1939 г. присоединился Сталин.

Хаусхофер однозначно поддерживал курс Гитлера на собирание всех этнических немцев в рамках единого германского государства. Еще в 1927 г. он предупреждал версальских «картографов»: «Тот, кто помогает создавать и проводить противоречащие природе границы, тому должно быть ясно, что он тем самым развязывает шедшую на протяжении тысячелетий борьбу… Взрыв границ рано или поздно неотвратим» (29). Он не возражал против «войны нервов» и политики силового давления, понимая, что по-иному победители минувшей войны на уступки не пойдут. Но старый геополитик страшился новой войны в Европе, которая — как и предыдущая — легко могла перерасти в мировую. Он приветствовал пакт Молотова — Риббентропа, который мог избавить рейх от кошмара войны на два фронта: «Никогда больше Германия и Россия не должны подвергать опасности геополитические основы своих пространств из-за идеологических конфликтов» (30). Заключение Тройственного пакта вызвало к жизни его известную работу «Континентальный блок» (где он, кстати, вспоминает Гото, Чичерина и Радека!), уже несколько раз выходившую по-русски:

«Самым крупным и самым важным поворотом в современной мировой политике, несомненно, является формирование мощного континентального блока, охватывающего Европу, Северную и Восточную Азию…

Сведущий человек знает, что создание подобных образований — процесс длительный. С удовольствием признаюсь молодым коллегам-географам, что я, пожалуй, больше чем кто-либо из старших представителей географической науки обязан привести свидетельства по поводу становления новой, евро-азиатской континентальной политики…

Важнейшим промежуточным звеном в этой политике была Россия… Впрочем, поиски японско-русского согласия как предпосылки такой грандиозной континентальной политики тоже не новы…