Читать книгу "Хочешь, я тебе Москву покажу?.. - Аркадий Макаров"

Сорвав несколько листиков, я с большой прилежностью стал их жевать, но кроме пресной горечи растительных волокон во рту, ничего съестного не напоминало, и я без удовольствия выплюнул под ноги зелёную пенистую кашицу. Над головой обильно свисали кисточки маленьких, но уже начинающих буреть, рябинок. Сдоив в ладонь одну гроздь, я высыпал ягодную мелочь в рот. Но эти окатыши по твёрдости и безвкусию больше напоминали свинцовую дробь, и в пищу тоже не годились.

Весь лес уже пронизало солнцем и птичьими голосами. Ощущение такое, вроде стоишь в огромном храме, из стрельчатых окон которого сквозит неотразимый неприступный столбовой свет.

Вглядываясь дальше, вглубь леса, я к великой своей радости увидел нашу железную «шаланду» мирно и дремотно прикорнувшую в тени.

Как же так? Шёл по направлению кордона лесника, а навстречу – вот она, машина наша! И где-нибудь там должен быть сам дядя Миша.

Стало спокойно и радостно, что всё обошлось так хорошо. Жизнь возвращается «на круги своя»! Недавно, перед поездкой с дядей Мишей в лес, по своей охоте и любознательности я у отца пробовал читать Библию. Правда, ничего не понял, зато теперь крылатые слова так и кружились в голове…

В больших по-еврейски выразительных глазах моего старшего наставника (он как-то говорил, что его отец был большим специалистом по изучению скрытой энергии материи, и пропал без вести перед самой войной на бескрайних морозных северах) сквозили удивление и досада:

– Подвёл ты меня, брат!

Потом, разглядев мой растерзанный трагический вид, участливо спросил:

– Заблудился?

– Ага!

И я, обрадованный его участием, стал, горячо жестикулируя руками, рассказывать, что со мной приключилось этой ночью, и как я оказался на дереве.

– Как обезьяна? – опять спросил он, улыбнувшись.

– Ага! Как орангутанг!

– Ну, до орангутанга тебе далеко! Есть хочешь?

– Ахга! – поперхнулся я, проглатывая слюну.

– На, вот!

Дядя Миша достал из «бардачка» кабины банку консервов «Бычки в томате» и протянул мне вместе с куском хлеба.

Консервного ножа не было, и я достал свой складной ножичек с перламутровой ручкой, годный разве для заточки карандашей. Есть хотелось неимоверно. Я спешил, всаживая нож в банку. Лезвие никак не хотело входить в жесть, всё время складывалось, норовя порезать пальцы.

– Чего мучаешься?

Он опять полез в «бардачок», достал финку, точно такую же, как тогда я видел у Юхана, и посмотрел на лезвие. Что-то там обнаружив, он с потягом, как точат лезвие, провёл стальные с голубым отливом узкие щёчки по широкой ладони.

– Дядь Миш, ну и мессер у тебя! Им только быков валять. Дай подержать!

Я потянулся за ножом, но дядя Миша отвёл мою руку в сторону, молча показывая глазами, чтобы я консервы отдал ему.

Подкинув банку на ладони, он воткнул финку в маслянистую скользкую поверхность и, повернув лезвие, быстро вскрыл жесть. Из банки по ладони медленно потёк яркий томатный соус, и мне на минуту показалось, что он обрезал руку и это настоящая кровь. Я даже поднялся на цыпочки, заглядывая в ладонь.

– Чего смотришь? Держи! А нож я тебе не отдам, он мне самому нужен! Память, как-никак! Дружок по лагерю из сапёрной лопатки сварганил. Финка, она и есть – финка! Пацанская забава, а мне помощница! – дядя Миша сорвал под ногой лопух и осторожно вытер скользкую стальную щуку. – На, оцени!

В моей руке нож выглядел вполне устрашающе. Он приятно оттягивал кисть, и казался неотразимым оружием. Я, позабыв о еде, не удержался, и несколько раз, отгоняя воображаемого противника, резкими взмахами трижды перекрестил перед собой воздух: «Ша! Ша! Ша!».

– Ешь, рубака! Нас дела ждут!

Что нужно человеку, чтобы почувствовать себя счастливым? Поел, и ты уже – вот он! Покурить бы только…

Моя махорка от дождя превратилась в жиденькую вонючую кашицу, от которой пришлось ещё там, на дереве, освободиться.

Деловито хлопая себя по карманам, я выразительно посмотрел на старшего товарища.

– Что, курить охота? Вроде бы рановато тебе, но пора! На, накуривай шею до мосла! Раньше начнёшь – быстрее кончишь.

Сигареты у дяди Миши душистые, курятся в две-три затяжки, не успеешь прикурить, а уже губы обжигаешь. У Маргариты вчера точно такие же были: куришь и не накуриваешься. Я всю пачку в момент иссадил.

– Дядь Миш, а где ты сигареты берёшь?

– Тебе скажи, и ты там брать будешь.

– Нет, правда, где?

– Маргарита твоя вчера принесла целый блок. Всё тебя спрашивала: «А мальчик где?» «Какой мальчик? – говорю. – Он по всем статьям мужик вроде». А она всё: «Мальчик да мальчик!» Прозевал ты эту царь-девицу. По кустам шарахался, пока мы здесь чаи с ней гоняли. Марья вот еду прислала. Давай, кури, да за работу! К вечеру снова машина приедет. Успеть надо!

Придавив сапогом окурок, я прихватил топор и подался следом за наставником.

Весь день мы работали слаженно. До обеда я обрубал ветки, а дядя Миша подгонял под размер раскиданные обожжённые прошлогодним палом стволы, опиливая верхушки.

Коротко перекусив тем, что осталось от вчерашнего ужина, мы после обеда подтаскивали брёвна к дороге: дядя Миша стоял у лебёдки, а я, зачалив бревно, препровождал его до самого места, откуда будем грузить машину.

Работа подгоняет замешкавшее на отдыхе время, и вот уже, отлепляя взмокшие рубашки от тел, мы снова в деле. Сыто урчит машина, медленно крутится барабан лебёдки, медленно ползёт очередное бревно к дороге. Дядя Миша кричит мне, чтобы я успевал небольшим ломиком направлять ствол, подваживая торец, который так и норовит уткнуться или в землю или в очередной пенёк.

Жарко. Хотя солнце давно перевалило за верхушки сосен, но дневной зной ещё не отпускает лес. Хвоя испаряет горьковато-смоляной дух, забивая все остальные запахи. Жарко и душно.

– Давай перекурим! – напарник глушит мотор, и вот мы сидим, сладко потягивая дым, на том же бревне, на котором вчера отдыхали мужики.

– Едут! – обрадованно вскочил я, заслышав тягучее натужное гудение мотора.

Было слышно, как машина осиливает очередной подъём в сыпучем, уже просохшем после вчерашнего ливня, песке.

– Едут, – подтвердил дядя Миша, оставаясь на месте. – Чего вскочил? Они и без тебя приедут. Сиди, отдыхай!

Я снова опускаюсь на бревно. Мой старший напарник, или, вернее сказать, бригадир, прав. Чего спешить? Вот подъедет машина, шофёр откроет задний борт, вот тогда и спеши, да смотри, чтобы от тяжести пупок не развязался.

Коротко посигналив, возле брёвен остановился вчерашний грузовик, не спеша из кабины вылез шофёр, за ним ещё два мужика, но уже другие, незнакомые. Шофёр резкими движениями повернул запоры, и задний борт открылся с таким грохотом, что ворона, дремавшая рядом на суку, панически взмахнув растрёпанным крылом, с истошным криком взлетела, но потом, раздумав, снова уселась на тот же самый сук.