Читать книгу "Три женских страха - Марина Крамер"

Нет, в таком вздернутом состоянии нельзя входить в дом, иначе папа сразу заметит неладное, и кто знает, чем все закончится. Я развернулась в направлении гаража, где стояли два моих байка – старый, весь в царапинах «Урал», на котором я училась ездить, и новехонький «Харлей». Зная, что меня никто не видит, я скинула пальто, задрала юбку и села на мотоцикл. Руки привычно легли на руль, сразу стало спокойнее, захотелось выехать отсюда и понестись по городу. Но – нельзя. С папой строгий уговор – не уезжать без предупреждения. Я прекрасно знала, что, куда бы я ни двинула, за мной постоянно следует серая «девятка» с тонированными стеклами – Башка и Гамаюн, люди, отвечающие за меня головой. Папе проще отпустить меня вот так, с охраной, чем не отпустить совсем и терпеть капризы и громкую рок-музыку из мощных динамиков стереосистемы. Я не нарушала уговора – если честно, то боялась, что однажды папа просто отберет ключи, как обещал. А как я могла бросить свою компанию, остаться без ощущения ветра свободы на лице, без скорости и блестящей ночной дороги? Ни за что! Проще соблюдать несложные правила, и всем будет хорошо: папе спокойно, а мне комфортно.

Просидев на мотоцикле минут двадцать, я почувствовала, что колени под тонкими чулками совсем замерзли. Надо бы уже идти в дом – благо душевное равновесие восстановилось.

В прихожей я запнулась о потертую кожаную сумку, довольно вместительную и больше похожую на старинный саквояж, с которыми рисовали дореволюционных докторов. Странно, что я не заметила ее, когда уезжала – или ее не было? Сбросив пальто, я пошла к себе. Часы показывали половину восьмого, нужно поторопиться – время ужина, а папа настаивал на том, чтобы все, кто дома, садились за стол одновременно. Это давало ему ощущение большой семьи. Как острил порой Семка, когда был уверен, что его слова достигают только моих ушей, – «дон Корлеоне». Но, кем бы там ни мнил себя наш отец, правило совместных ужинов мы соблюдали четко. Правда, братья уже давно жили отдельно, но если собирались нагрянуть в гости, то делали это непременно к ужину. Сегодняшний день не стал исключением, разве что в одном – за столом вместе с папой, Семеном и приехавшими в гости Славкой и его женой Юлькой я обнаружила и Акелу. Он был уже без куртки, в черной футболке с оскаленной мордой волка. На правой руке я заметила точно такую же картинку, как на бардачке в машине, – тот же волк. «Маньяк какой-то», – подумала я и вдруг четко связала его кличку с этим странным пристрастием к волчьим оскалам. Акела – вождь стаи из «Маугли» Киплинга! Кошмар… точно – маньяк.

Я привычно села на свое место, взяла салфетку и кинула осторожный взгляд в сторону жены брата. Так и есть – Юлька опять пьяна, но не настолько, чтобы упасть лицом в салат. Хотя… лиха беда начало, сейчас примет еще сто – сто пятьдесят – и готово дело. Юлька пьет все то время, что Слава на ней женат. Подозреваю, у них как раз по этой причине нет детей. Может, и к лучшему.

Акела невозмутимо разделывался с куском мяса и односложно отвечал на Юлькины пьяные подколки. Слава хмурился, лицо отца пошло пятнами – вот-вот разразится скандал. И только Семен не обращал внимания на происходящее.

– Ты где была-то? – спросил он, подкладывая мне в тарелку салат.

– У репетитора.

– Ну и?

Я пожала плечами. А что нужно говорить? Что я все занятие думала об этом вот чуваке, что сидит сейчас наискосок от меня и не обращает никакого внимания?

– Я не понял – как репетитор-то? – не отставал Семен, и мне пришлось соврать:

– Объясняет понятно, думаю, споемся.

– Ну, отлично. А живет где?

– Вы заткнетесь или нет? Других тем нет для застолья, кроме биологии? – поинтересовалась меж тем Юлька, делая большой глоток из стакана, в котором, кроме сока, явно было что-то еще. Папа никогда не выставлял на стол водку и коньяк, если видел, что невестка уже в градусе, но хитрая Юлька привозила с собой, пряча фляжку то за резинкой чулка, то просто в кармане.

Семен открыл рот, чтобы огрызнуться, но Слава сильно сжал руку жены, лежавшую на столе, и Юлька, чуть взвизгнув, замолчала и занялась едой.

Я исподтишка бросала на Акелу взгляды, но тот не реагировал. Это меня страшно злило. Как же хотелось увидеть хоть какую-то эмоцию на этом каменном лице! Как хотелось, чтобы единственный глаз Акелы засветился чем угодно – злостью, интересом, смехом – хоть чем. Но гость продолжал перемалывать челюстями мясо и не велся на мои призывные взгляды. Устав корчить из себя роковую соблазнительницу, я встала из-за стола и, швырнув салфетку в тарелку, почти бегом двинула к себе, чтобы никто не увидел, что я вот-вот расплачусь.

Замкнув дверь, я бросилась на кровать и взвыла от досады. Эмоции, волнами захлестывавшие меня, были незнакомыми и странными, прежде мне не приходилось испытывать подобного. С чего я решила, что хочу внимания этого человека? Он же старый – ну явно старый, может, не намного моложе отца! Но, черт возьми, почему мне так хочется снова поймать на себе его взгляд? Почему мне не страшно и не противно смотреть на его изуродованное лицо? Почему меня не пугают эти волки, повязка на глазу, огромные руки? Почему хочется, чтобы этими руками он поднял меня, оторвал от пола и закружил по комнате? Господи, какая чушь – даже жарко стало от этих мыслей…

Я села, зажала руками пылающие щеки – они горели, как при высокой температуре. Поддавшись порыву, вынула из тумбочки альбом и принялась водить карандашом по белому листу. Очень скоро появился четкий профиль, голый череп идеальной формы, длинная тонкая русая косичка… Черт! Это же – ОН! Нужно спрятать подальше – не хватало еще, чтобы нашла любопытная домработница Галя.

Акела поселился в нашем доме, и я имела возможность видеть его каждое утро и каждый вечер. При встрече я кроила равнодушную мину, за столом делала вид, что не замечаю его, а внутри все тряслось от счастья и восторга. У папы были какие-то дела с ним, а потому он предпочитал держать Акелу поближе.

То, что я приняла за карабин, оказалось длинной палкой из бамбука – по утрам Акела во дворе выполнял какие-то непонятные упражнения, используя эту штуку в качестве снаряда. Однажды я вроде как безразлично поинтересовалась, как называется палка. Акела, разгоряченный упражнениями, смерил меня цепким взглядом единственного глаза и объяснил:

– Это не палка. Это боевой шест бо.

– Не поняла…

– Что именно? – терпеливо уточнил он, закидывая шест на плечо.

– Для чего он?

– Для боя.

– Им же неудобно! – искренне удивилась я – длина шеста превышала мой рост.

– Если уметь, то очень даже удобно.

– А вы умеете?

– А я – умею, – усмехнулся он. – Если я удовлетворил твое любопытство, то могу идти? У меня много дел.

Я вспыхнула, спрыгнула с перил крыльца, на которых сидела, и унеслась в гараж. Вот хам! Отцу, что ли, пожаловаться? Но потом я передумала – аргументов против Акелы у меня не имелось, он не позволил себе ничего лишнего. Папа не оценит…