Читать книгу "Британская империя. Разделяй и властвуй! - Джон Роберт Сили"

Я прежде говорил о типе естественной колонизации, подразумевая под этим колонизацию, возникающую как результат распространения расы по беспредельным территориям в ту эпоху, когда политические учреждения последней находятся в младенчестве. Колонизация XVI века представляет собою нечто иное.

Она возникла как следствие открытия в отдаленных странах баснословного богатства, открытия, совершенного нациями, привыкшими к ограниченному пространству и к суровому правительству. В колонизации первого типа государство почти отсутствует, и все дело совершается отдельными личностями или скорее племенами, которые, основывая новые поселения, создают тем самым новые государства. В колонизации второго рода государство занимает первое место – оно заведует поселениями, снабжает их, держит их в подчинении и в результате ожидает получать от них какую-нибудь прибыль. С первого взгляда эта последняя система может показаться менее материальной; она предполагает, что государство покоится не только на местных, но и на родственных узах; однако на практике она оказалась более материалистической, ибо смотрит на колонии исключительно глазами правительства, то есть с чисто фискальной точки зрения. Так, при первом заселении Америки понятие об испанской колонии, как расширении самой Испании, переплеталось с совершенно иным представлением о ней, как о владении, принадлежащем Испании. Первое понятие чувствовалось инстинктивно, но не имело себе реальных прецедентов, ибо тогда казалось немыслимым, чтобы две части одного и того же государства были разделены всей шириной Атлантического океана; второе понятие, наоборот, не представляло практических затруднений, ибо вовсе не было ново. В Средние века бывали примеры того, что государства имели владения, отделенные от них морем, и, вероятно, можно было бы доказать, что испанский совет обеих Индий руководствовался прецедентами Венеции в ее сношениях с Кандией и с владениями на Адриатическом море. Понятие о зависимом владении у Венеции было чисто эгоистическое и коммерческое. Она вовсе не смотрела на него как на составную часть республики, а как на живой инвентарь, входящий в богатства республики.

Из смешения этих двух радикально не соответствующих теорий возникла новая колониальная система. Она была первоначально установлена Испанией, а затем более или менее видоизменена другими европейскими державами. Этим же понятием руководится и современное английское общество, когда задает вопрос: какая польза Англии от колоний? Сам вопрос предполагает, что задающие его мыслят о колонии не как о части своего государства, а как о принадлежащем ему владении. Возбуждение подобного вопроса относительно признанной части политического тела мы сочли бы нелепостью. Кому приходит на ум спрашивать: вознаграждает ли Англию Корнуэльс или Кент за те деньги, которые она на них тратит? Стоит ли содержать эти графства? Узы, скрепляющие между собою части государства-нации, суть узы иного рода. Они не основаны на расчете прибылей и убытков; они в основе аналогичны с семейными узами. Такие же узы должны были бы связать нацию с ее колониями, если бы на последние смотрели как на непосредственное распространение нации. Если бы Великая Британия действительно уже существовала, то Канада и Австралия были бы для Англии тем же Кентом или Корнуэльсом. Но раз англичане отвергли эту точку зрения на колонии и вышедшие из Англии переселенцы перестают принадлежать английскому обществу, то нам придется составить иное понятие об отношениях Англии к ее колониям. Мы должны будем или смотреть на колонии подобно древним грекам, то есть считать их взрослыми детьми, вступившими в браки и устроившимися на чужбине, признавая, таким образом, распадение семейного союза неизбежным в силу обстоятельств; или же если – как на том настаивает современное государство – связь должна поддерживаться во что бы то ни стало, то сам характер этой связи должен измениться. Она должна быть основана на выгоде. Вот в таком случае действительно должен ставиться вопрос: какая польза в колониях? И отвечающий должен будет привести доказательства, что колония, рассматриваемая как собственность или как место для помещения общественных капиталов, окупается.

Подобная материальная связь может иногда служить хорошим основанием для союза между двумя странами, но при условии, что получаемая ими польза обоюдна. В таком случае образуется обыкновенно федерация, и бывало много примеров, где страны, лишенные родственных уз, удерживались вместе чувством общности интересов. Примерами служат Австрия и Венгрия, а равно немецкие, французские и итальянские кантоны Швейцарского Союза. Такой же характер могла бы принять и английская империя, но для этого надо, чтобы не только Англия чувствовала, что колонии для нее прибыльны, то есть что она получает от них выгоду, которую перестала бы получать, если бы они сделались независимыми, но чтобы и колонии, со своей стороны, также сознавали, что метрополия им оплачивается, то есть что они получают выгоду от связи с нею. В настоящее время весьма легко представить себе существование такого сознания общности интересов между Англией и даже самыми ее отдаленными колониями, ибо расстояние в наши дни почти уничтожено паром и электричеством. В первое же время после открытия Нового Света подобная общность интересов была менее возможна. Атлантический океан составлял тогда для практических целей несравненно более глубокую и широкую бездну, через которую установить взаимный обмен услуг было нелегко. Вот почему старая колониальная система вообще не носила характера равноправной федерации.

Принято считать, что старые колонии приносились в жертву интересам метрополии. Мы должны остерегаться принимать такое заявление без оговорки. Полагают, например, что восстание американских колоний Англии было вызвано эгоистическими поступками метрополии, убивавшими их торговлю и не дававшими им взамен этого никаких выгод. Это далеко не верно. Между Англией и ее американскими колониями существовал настоящий обмен услуг. Взамен торговых привилегий Англия давала свою защиту. В середине восемнадцатого века, то есть в то время, когда начался американский спор, в долгу оставались скорее колонии, чем метрополия. Англия была вовлечена в две жестокие войны главным образом из-за своих колоний, и окончательный разрыв произошел не столько вследствие давления Англии на колонии, сколько вследствие давления колоний на Англию. Правда, Англия облагала их податями. Но это было сделано для уплаты долга, в который она вошла из-за колоний, и не без горечи Англия убедилась, что сама дала возможность своим колониям обходиться без себя, уничтожив, в их интересах, владычество французов в Северной Америке.

Тем не менее, совершенно верно, что старинная колониальная система ставила колонии скорее в положение завоеванной страны, чем в положение федеративного государства.

Обычно употребляемые наши выражения явно это показывают. Мы говорим о колониальных владениях (possession) Англии или Испании. Но в каком же смысле может одно население называться владением другого? Такое выражение подразумевает почти рабство, но отнюдь не применимо к тем случаям, когда хотят только сказать, что это население подчинено тому же самому правительству, как и другое. В основании этого выражения, несомненно, скрывалось понятие о колонии, как о поместье, которым надо было воспользоваться в целях благоденствия метрополии.

Отношение Испании к ее колониям сделалось типом, который другие государства постоянно имели в виду как образец. Туземное население обращается в рабство; в некоторых местностях оно принуждается к насильственным работам кациками, превращенными в государственных чиновников; в других – оно вымирает от непосильного труда и заменяется неграми; владычица-метрополия извлекает из колонии постоянный доход и управляет ею посредством хитрого механизма – разделения: поселенцы сдерживались при помощи духовенства и рабского населения, с которым метрополия обращалась отечески в надежде воспользоваться им при случае – такова была типичная колониальная система. Она вовсе не годилась как образец для колонии, подобной Новой Англии, – колонии, которая не приносила никаких доходов, не имела ни подчиненных индейцев, ни золотых и серебряных рудников. И однако правительство не могло забыть прецедента выгодных колоний: Карл II ссылается на него даже в 1663 году Воззрение на колонию как на владение делается установившимся принципом.