Читать книгу "Черника в масле - Никита Максимов"

– «Двадцатый», это «Петрозаводск». Попробуй сбросить тягу обоих двигателей, потом вернись в рабочий режим.

– А заглушить их и с «толкача» потом завести мне не попробовать? Я докладываю русским языком – у меня серьёзная неполадка в правом двигателе! Я не уверен, что вот-вот не навернусь с размаху! Прошу разрешения прекратить вылет и вернуться.

– «Двадцатый», это «Петрозаводск»! Ты что, не понимаешь? У вас боевой вылет, а не покатушки от скуки! У нас нарушитель прёт через всю страну!

– «Петрозаводск», это «двадцатый»! Я не понимаю, чем помогу перехвату нарушителя, если превращусь в порцию тушёнки в мятой консервной банке. Не ори на меня! Лучше подними запасное звено.

– Какое… «Двадцатый»!

В этот момент истребитель командира звена ощутимо рыскнул и одновременно накренился вправо, а эфир наполнился отборным матом в исполнении капитана Петраковского. Из сопла правого двигателя его самолёта вылетело заметное чёрное облако с искрами.

– А, чтоб тебя! – Лейтенант Михалков инстинктивно дёрнул ручку влево, чтобы уйти в сторону.

– «Двадцатый», «двадцатый», это «Петрозаводск»! Что у тебя?

– Отказ правого двигателя! Тяга упала… а, чёрт драный! Тяга упала до десяти процентов! Я глушу правый движок, пока он не развалился и не разнёс мне весь самолёт! Возвращаюсь на базу! Готовьте аварийную бригаду!

Тон голоса «Петрозаводска» сразу изменился.

– «Двадцатый», немедленно возвращайся! Капитан, держи машину и иди домой. Снижайся и если будут проблемы, не рискуй – катапультируйся. «Тридцать седьмой», слышишь меня? «Тридцать седьмой», на связь!

Фёдор не сразу сообразил, что обращаются к нему.

– Да… я… «Тридцать седьмой», на связи!

– «Тридцать седьмой», это «Петрозаводск»! Слушай приказ, лейтенант! Вернуться на курс перехвата, выйти в точку предполагаемого местонахождения нарушителя и найти этого засранца. Если мы сможем поднять в ближайшее время запасное звено, то ты там окажешься не один. «Тридцать седьмой», ты всё понял?

Лейтенанту Михалкову внезапно стало холодно. Очень холодно и очень одиноко. Он проводил взглядом «сушку» командира звена, уходящую правым виражом вниз и обратно в сторону аэродрома. Губы у Фёдора сделались сухими и непослушными.

– «Петрозаводск», это «тридцать седьмой». Приказ понял. Возвращаюсь на курс.

* * *

– А что в такой ситуации положено делать по… ну, я не знаю… протоколу, инструкции, уставу?

Начальник Генерального штаба Вооружённых сил России генерал армии Нефёдов с трудом поборол желание закатить к потолку глаза и издать страдальческий вздох. Беседа с Верховным главнокомандующим причиняла ему невыносимое страдание. Вовсе не потому, что он боялся получить разнос за то, что неизвестный самолёт-нарушитель беспрепятственно нарушил государственную границу и вот уже почти час вольной птицей парил в нашем небе. Сложно боятся того, кого не уважаешь. Для генерала Нефёдова, офицера давней, ещё имперской, выделки, прошедшего колоссальный карьерный путь и четыре вооружённых конфликта, было физически тяжело видеть перед собой бесхребетного слюнтяя, не способного достойно воспринять информацию о происшедшем инциденте, не впадая при этом в предистеричное состояние. А именно так выглядел сейчас главнокомандующий всея страны.

Нефёдов знал, что тот испугался сразу. С одной стороны, не каждую субботу без предупреждения является собственной персоной начальник Генерального штаба. Тревога здесь абсолютно уместна. Только вот в этом вся разница. Тревога – уместна. А этот – испугался. Его подбородок, едва различимый в обычное время на фоне зажиревшей шеи, утратил малейшее подобие формы. Глаза забегали по сторонам, старательно пытаясь уклониться от прямого взгляда генерала. Рука, протянутая для приветствия, была мокрой от испарины, так что Нефёдову стоило большого труда не полезть сразу же в карман за носовым платком. Вместо этого он принял официальную стойку «смирно», прижав правую, увлажнённую президентским потом ладонь к штанине. Пару секунд поколебался, какое обращение выбрать. Поскольку «товарищ главнокомандующий» по его представлениям никак не хотело увязываться с бегающими глазками человека напротив, он решил выбрать второй вариант, подчёркнуто гражданский:

– Господин президент! – и дальше коротко, чётко и сухо доложил о происходящем. Во время его рапорта «господин президент» плавно дрейфовал бочком по направлению к креслу в теневом углу кабинета. Достигнув его, он немедленно уселся, вцепившись в кожаные подлокотники побелевшими от напряжения пальцами. То ли потому, что боялся, что пол примется раскачиваться под ним, то ли для того, чтобы скрыть мелкую дрожь, которой затряслись эти самые пальцы.

В принципе, в таком поведении не было ничего удивительного. Генерал прекрасно знал, каким образом и почему человек, сидящий, а точнее сказать – прячущийся в кресле перед ним, оказался на вершине иерархии. Он никому не мешал и этим всех устраивал. Именно бесхребетность, отсутствие собственной воли и абсолютная управляемость позволили ему не только занять место своего предшественника после той загадочной катастрофы, но и сохранить его на постоянной основе. Кроме того, Нефёдов был практически уверен, что вольно или невольно нынешний президент был заранее учтён в игре элит, как наиболее подходящий кандидат. Он был уже известен в своё время в качестве первого лица, за ним тянулся лёгкий флёр из бестолковых популистских инициатив и высказываний, он не был ястребом для международной арены (хотя сейчас это вряд ли имело значение), а во внутренней политике слыл добряком. Но самое главное – он знал своё место и не пытался лезть, куда не следует. А если иногда президента всё же заносило, его можно было достаточно мягко и незаметно вернуть в мир реальности. Пепел предшественника очень кстати стучал при этом ему в грудь.

Всё это генерал армии Нефёдов знал и прекрасно понимал. Но ничего не мог с собой поделать. В глубине его естества никак не хотела приживаться мысль, что человек настолько непригодный к руководству великой страной – а Нефёдов верил в это величие всей своей армейской душой, – так вот, такой человек этой страной не только формально руководил, но и являлся её лицом. И это лицо страну, мягко говоря, не украшало. Поэтому если обычно президент вызывал у него просто раздражение, то сейчас, в кризисной ситуации, его трусливая паника и нежелание взять на себя малейшую ответственность выглядели сущим оскорблением.

Деваться, впрочем, было некуда. Начальник Генерального штаба вынужден был признать правоту своего старого товарища – командующего воздушно-космической обороны. В сложившихся обстоятельствах иметь прямой приказ сверху было бы оптимальным вариантом. И если ради этого приходится терпеть жалкое зрелище – что ж тут поделаешь. Можно даже получить из этого своеобразное извращённое удовольствие, наблюдая, как елозит в кресле Верховный главнокомандующий, пытаясь всеми силами отмазаться от необходимости принять решение.

– Господин президент, любой действующий, как вы говорите, протокол, устав или инструкция предусматривают один единственный вариант. Нарушитель воздушного пространства должен быть остановлен. Сделать это можно двумя способами. Либо перехватить его силами истребителей ПВО и принудить к посадке, либо уничтожить дистанционно зенитными ракетами. Решение, как именно нам поступить, должны принять вы, как верховный главнокомандующий.