Читать книгу "Рус. Заговор Богов - Вадим Крабов"

В Кальварионе Рус погостил у Леона, куда не забыл позвать «великого борца за процветание Тира» Андрея. Друзьям пришлось защищаться от его кулаков, и хитрый Текущий выбил-таки у Руса обещание помочь ему с тем самым «процветанием», то есть ходить по тирским степям и добывать воду. «А то вы тут с эндогорцами развлекаетесь, а я там один скучаю!» – таков был его неоспоримый довод.

Вечером все вместе погуляли на празднике. Первым домой заторопился Андрей: «Сто лет жену не видел! Я, между прочим, чуть ли не до отката каждый день работаю, Силы на возврат домой не остается! Каналы гудят, что пчелы на пасеке!» Оправдался перед товарищами и был таков. «Старый» Леон тоже ушел бы, но не хотел бросать Русчика. А тот от души веселился, подпевал музыкантам, много пил и старался оставаться неузнанным. Ночью, в мерцающем пламени факелов, в мягком свете из окон домов, в цветном отблеске крыш это было нетрудно. Лишь под утро друзья расстались. Каждый пошел к себе. Рус направился не в Кушинар, а во дворец. Соскучился по жене.

Гелиния проснулась сразу, едва муж переступил порог спальни. Сладко потянулась, зевая, и, открыв глаза только наполовину, не желая полностью выходить в мир яви, медленно проговорила:

– Русчик… наконец-то… я столько тебя ждала… видишь, уснула… иди ко мне… – В ее голосе смешалось все. Своенравие и покорность, нетерпение и смирение, любовь и каприз. Словно не было сегодня размолвки, словно не кипела она от негодования буквально полдня назад…

Рус мгновенно заставил себя протрезветь. Ночная туника скрутилась самым немыслимым образом, легкое покрывало сбилось в несколько куч, одна из которых попала между ног, оголив женское упругое бедро. Гелиния лежала на боку, подложив под щеку обе ладони, отчего ее и так скуластое лицо с одной стороны припухло, что добавило ей умильную детскость. Налитые губки улыбались и шевелились, будто она причмокивала во сне. Глаза так и не хотели распахиваться полностью. Они смотрели из-под век с поволокой и манили: «Ну иди же, я устала ждать…» – и больше никаких мыслей не выражали.

Рус по пути домой готовился к неприятным разборкам, а тут… молча разделся и залез под теплое, нагретое Гелинией, пропитанное ее волнующим жаром одеяло; обнял откликнувшуюся на его прикосновения жену и забыл обо всем. Помнил только, что стал чуточку зверем.

Они проснулись одновременно, в конце последней утренней четверти. Гелиния вскочила первая. Быстро забежала в купель, через пару статеров вылетела из нее, лоснясь от чистоты. Нервно, путано покопалась в шкафу, бросила на кровать длинное платье голубого цвета, обмоталась свежей нижней туникой, на мгновение застыла, словно о чем-то лихорадочно соображая, схватила костяной гребень и в следующий момент, очутившись возле зеркала, принялась расчесываться. Русу вдруг пришло в голову, что ей чего-то не хватает…

– Да кликни ты служанку, Гель. – Он с интересом смотрел на неуклюжие метания голой жены, из всей одежды на которой поначалу был только «отражатель». – Не стесняйся.

– Я самостоятельная женщина, Рус, – ответила Гелиния. Это утверждение было отголоском их давней полемики. Потому и не звала служанку, хотела доспорить без свидетелей. И не решалась начать первой.

Князь Кушинара не желал портить себе прекрасный утренний настрой, поэтому не съязвил. Продолжил наблюдение, не поднимаясь с постели.

– Да не мечись ты так, смотреть смешно. Я – тоже князь, и меня тоже сейчас ждут. Важные люди, между прочим, богатые влиятельные торговцы…

– А меня мои подданные ждут! – Княгиня на мгновение замерла и резко развернулась к мужу, оставив в густых черных волосах белый гребень. – Простые люди, не купцы! Они очередь в канцелярию с ночи занимают, как я могу от них отвернуться? Я люблю свой народ, и я в ответе за него перед Справедливым! А за себя перед Величайшей. В отличие от тебя: ты ни перед кем не отчитывался и не собираешься. – С этими словами презрительно отвернулась и продолжила нелегкое дело приведения себя в порядок. Теперь она торопилась демонстративно.

– У-у-у, сколько пафоса! – «Обидные» слова Рус снова пропустил мимо ушей. – Чуть что – сразу богов впутываешь. А тебя отец не учил пользоваться услугами чиновников? Они для того и служат. Зачем ты все на себя тянешь?

– Знаешь, что, дорогой мой муж, я не могу все сбросить на Эрлана, – говорила она вроде как безразлично, не отвлекаясь от зеркала. – У меня нет такого достойного кандидата. А если бы и был, то…

– Ни за что и ни-ког-да. – Муж продолжил за нее. – Понятно. Ответственность перед народом, Предками и все такое… Я пошел в купель.

Когда он вышел оттуда, Гелиния была уже полностью одета и причесана; из украшений – пара колец и относительно простенькие бусы. В ожидании мужа стояла, расположившись в дверях, тем самым показывая, что «задержалась только на пару важных слов, а на самом деле очень торопится». Гордо вскинула голову, скрестила на груди руки и старалась придать взору полную независимость.

– Да, ответственность! – заговорила она сразу, как только Рус выглянул из купели. – Я – верная дочь своего народа, а не пасынок без роду и племени! Ты даже от родных этрусков отмахнулся, прикрылся Эрланом. В случае чего виноват будет он, а не ты, а ведь вся власть у тебя! Ты как будто подглядываешь исподтишка, раздаешь команды и снова прячешься. Как это удобно! Как это… подло!

Во время этой речи голый Рус осторожно, плавно приближался к жене, как охотник к жертве; согласно кивал, дабы не спугнуть добычу.

Подобраться удалось вплотную. Пару стуков сердца супруги смотрели друг другу в глаза, словно играя в гляделки. Потом Гелиния тихо произнесла: «Прическа, бергат, осторожней… меня ждут…» – это были последние ее слова на ближайшее время. Тщательно наводимая красота полетела к Тартару.

Через четверть Гелиния была уже одна, поэтому, не стесняясь, позвонила в колокольчик. Вошла тиренка среднего возраста, за ней более молодая. Коротко поклонились и приступили к своим обязанностям: приведению княгини в порядок. Обычно болтливые, сейчас они молчали, и Гелинии казалось, что укоризненно. Она испытывала жуткое неудобство из-за того, что опоздала, что люди ждут ее не дождутся. Стыдила себя «за слабость», обещала «больше никогда!» и возмущалась: «И он еще смеет мне указывать! Сам всегда в делах, в княжеских, между прочим, заботах, а меня каким-то властолюбием укоряет! Ну и что, что я – женщина?!.» – накачивала себя, подгоняла, стремясь быстрее избавиться от безмятежной расслабленности, вызванной недавней близостью. Постепенно становилась активно-деятельной, как обычно.

«Ревнует он меня, надо же! – рассуждала, спускаясь в канцелярию. – А я как должна воспринимать его отлучки?! Ладно, отец, но Русчик почему не сказал о нападении? Эти его слова: «Ты – женщина, стала бы под ногами болтаться», – не принимаю! Я – княгиня! И пусть ревнует! Перетерплю, народ – дороже…»

С этими гордыми мыслями она вошла в кабинет. Начиналась нудная, скучная и ответственная работа – управление государством, которая тем не менее приносила удовлетворение и даже наслаждение. Имя которому – власть.

Не зря Рус ревновал жену к княжению. Не ожидал он, что она так серьезно его воспримет. Думал, что назначит визиря и займется более интересным: например, углубится в изучение магии, местных артефактов или географии. Или чем-нибудь сугубо женским: допустим, рожать бросится – чем черт не шутит. Но предательство наместника Джабула смешало все Русовы надежды: Гелиния, выступая перед народом, готовым буквально есть с ее рук, поймала «звездную болезнь». Рус проходил через это. Единственное лечение от нее – публичное презрение той же самой публики, ранее боготворившей тебя. Княгине такой путь был явно противопоказан. Так что пришлось мужу терпеть и ждать, когда женушка изволит наиграться. Увещевания, ругань, логические выкладки – не помогали. Тесть в этом деле был не помощник, а наоборот – он всецело поддерживал дочкины политические амбиции, ловко ими манипулируя, и молодая княгиня все сильнее и глубже погружалась в пучину каждодневных забот своего новорожденного, неустроенного княжества.