Читать книгу "Во мраке сверкающих звезд - Евгения Михайлова"

– Он должен отсюда уехать, мне все равно, каким образом. Но я проверю, доехал ли он до дома.

– Да без вопросов, – равнодушно ответил мент.

Они вышли, Карина видела с балкона, как они постояли во дворе, что-то обсуждая. Как Стас достал бумажник. Потом сел в свою машину, полицейские выполняли договоренность. Они дождались, пока он выедет, и поехали за ним. Карина не умела плакать, а так хотелось. У нее ничего не получалось с любовью к себе. Опять вернулась эта патологическая жалость к своему мучителю. Мучения – это его жизнь, и он делает все, чтобы опять втянуть в них ее. Такой вывернутый, изуродованный характер. Может, на самом деле болезнь… А ужас в том, что был момент, когда она хотела отправить полицейских, вернуть его, сказать, чтобы успокоился, лег спать… Потому что невозможно быть счастливой или хотя бы удовлетворенной, если кто-то из-за тебя несчастлив. Даже если он другим быть не может. Не чужой ведь человек. Они, можно сказать, с детства вместе. Были… Жалость – это так глупо и несовременно, – подумала Карина. Но она и не претендует ни на особый ум, ни на первые места в современности. Она просто не хочет страдать. Но что делать с дверью? Вызывать мастера уже поздно.

Она вернулась в прихожую и какое-то время изумленно смотрела на Игоря, который, стоя уже там, с любопытством разглядывал ее руины.

– Привет, – просиял он. – Я так и подумал, что этого перекошенного кренделя менты вывели от тебя.

– Почему? – невольно улыбнулась она. – Почему ты так подумал?

– Даже не знаю. Ну, ты что-то говорила вроде про не сильно удачный брак. А этот мужик и есть брак, причем именно твой. Ну, так мне показалось. Я ненадолго вырвался от своих. Они там изображают молчание застывших льдов. А я тебе телефон привез.

– Молодец какой! – сказала ему Карина, как хорошему ребенку. – А ты умеешь что-то делать руками? Видишь, дверь…

– Я ничего не умею, но за все берусь. Неси какой-нибудь молоток и гвозди. Да что есть, то и неси.

Глава 15

Игорь, конечно, сказал правду. Получилось не особенно профессионально и красиво, даже вовсе некрасиво: неправильно торчали гвозди и замок был как-то перекошен, – но дверь закрылась, и замок захлопнулся. Игорь постоял с видом мастера, создавшего нетленное произведение, затем, взглянув на Карину, быстро сказал:

– Хозяйка, принимай работу, это все. Ты ведь не ждала от меня большего?

– Хорошо, – кивнула Карина. – Ты молодец. И появился вовремя, и телефон привез, и дело сделал. Ты на чем приехал?

– На метро. Я правильно понял вопрос: есть выпивка?

– Не то чтобы есть… Полбутылки шампанского. Половину я выпила до того, как все это началось. Еще и шарлотка с малиной осталась.

– Надо же! Ты случайно не с ним хотела допраздновать свой день рождения, так бестактно сорванный моей мамой?

– Вот с кем точно не хотела, так это с ним! Он машину поставил так, что я ее не увидела, когда на такси приехала. Потом, когда дверь не смог вышибить, принес монтировку…

– То есть поздравить пришел, – подытожил Игорь. – У тебя губа распухла и под глазом завтра точно будет фингал.

– Не будет. Ты уйдешь – я намажу бодягой. Держу со времен совместной жизни со Стасом.

– Не привыкать, значит. А по мне, мужику, который бьет женщину, нужно оторвать башку, поскольку ее нет все равно.

– Зачем же отрывать, если нет?

– Чтоб никто не заблуждался. Но вообще я в шоке. Как ты…

– Не нужно.

– Извини. Пошли допьем по-быстрому эту бутылку и доедим эту, как ты ее назвала?

– Шарлотку.

Карина прошла на кухню, Игорь отправился в ванную – помыть руки.

Карина поставила на стол чистый бокал, положила на тарелку практически целую шарлотку – для Игоря, ей как-то совсем расхотелось. И подумала, что вот кто-то свыше просто задумал использовать все варианты для того, чтобы сорвать ее план, такой чистый, спокойный и ясный. Побыть наедине с собой. Приблизиться к пониманию себя. Радоваться только себе, любить в идеале только себя… Она повернула голову и увидела, что Игорь уже вошел и смотрит на нее молча и очень внимательно.

– Ты чего? Садись.

Игорь сел напротив нее и серьезно спросил:

– Ты думала о том, что у тебя сегодня ничего не получается? И маман моя выступила, и осел твой притащился, и я опять в твою жизнь влез. Нет, хуже – в твой тихий праздник. Вот какую лепешку с ягодами ты себе купила, а мне отдаешь…

– Какие предложения? – поинтересовалась Карина.

– Может, мне уйти сейчас? И оставить тебя наедине с твоим праздником, с твоим фингалом… Извини, как-то так…

– Мило у тебя все получается. Но ты верно понял мои мысли. Я действительно думала о том, что все сегодня против того, чтобы я побыла одна, как собиралась. Даже я сама поступила против, когда поехала к тебе. Но сейчас мне с моим фингалом было бы очень тоскливо без тебя. Уж так получилось. И еще: никогда не называй человека ослом, собакой, свиньей и так далее.

– Ты обиделась за своего кренделя?

– Я в таких случаях обижаюсь только за животных. Они слишком чисты и прекрасны, чтобы сравнивать их с человеком. Давай выпьем, и я тебе прочитаю одно стихотворение. Интересно, ты знаешь его? Ты же на сценарном учишься.

– Давай хлопнем. Только не читай мне «Буря мглою небо кроет…». Мне не нравится ни буря, ни слово «кроет».

– Критик у Пушкина появился, – рассмеялась Карина и выпила шампанское. – А не замахнуться ли тебе на Шекспира? Нет, я хотела другое… – Она вдруг протянула через стол обе руки и положила их на его руки.

В час, когда к божьей стекутся маслине

ослики Греции, Турции, Крита,

если случайно проснется всесильный,

снова заснуть не дадут ему ослики.

И уложив их на райской соломе,

полуживых от трудов и усталости,

вспомнит всесильный, – и только он вспомнит,

сердце его преисполнится жалости:

«Ослики эти мое же творенье,

ослики Турции, Сирии, Крита!» —

и средь маслин водрузит объявленье:

«Стойло блаженства для богом забытых».

Игорь помолчал, потом освободил свои руки из-под ее ладоней и положил их сверху. Медленно, нежно сжал ее руки.

– Я не знаю, что это. Но мне понравилось.

– Это из «Саги о Форсайтах». Надеюсь, читал?

– Обидеть все норовишь? Не только читал. Сценарий собираюсь писать. Просто этого не помню.

– Это стихотворение Дезерта, поэта, влюбленного во Флер, который бежал от любви на Восток, разбив ей сердце.

– Серьезно? Как я мог пропустить! Поэзию не очень воспринимаю, но этого парня я хотел бы сыграть сам. Ты, конечно, скажешь, что я не подхожу? Что я валенок против него?