Читать книгу "Мешок историй про шалого малого - Александр Мешков"

6.

По паспорту ее звали Клавдия. В народе — Белкой, за белые волосы. Она была маминой подругой. Вернее — сослуживицей. Они вместе пели в хоре оперного театра. А Белка еще и занималась репетиторством по вокалу. У Белки был взрослый сын Вадим. Эдик никогда его не видел. Вадим только что закончил Борисоглебское военно-авиационное училище и служил лейтенантом где-то на границе. Белка была свободной и одинокой женщиной, и Эдик, практически, был одинок. Вот и встретились два одиночества. Белка водила Эдика в цирк, в парк, брала с собой на пляж, читала ему книжки, играла с ним. Она словно вернулась в детство. Для Эдика она была единственным близким человеком в этом мире. После школы он всегда бежал к ней. А в последнее время и вместо школы.

Белка вышла к нему через пять минут нагая. Ее дряблые груди, забывшие прикосновение мужской руки, безжизненно болтались, словно две пустые хозяйственные сумки. Она присела рядом с Эдиком. Сердце его забилось в груди пойманной птицей.

— Ну, что ты? — Белка взяла его руку и положила к себе на грудь. Эдик руку не убирал. Белка перевела руку на мохнатый лобок.

— Давай! Ты же хочешь! Тебе ведь понравилось в прошлый раз?

Эдик кивнул головой. В прошлый раз действительно было хорошо. И в позапрошлый раз тоже.

— Давай, достанем его! Ну-ка? Где он? Петушок, петушок, красная головушка! Куда мы спрятались? Ку-ка-ре-куу-у-у-у-у! Ко-ко-ко! Мои хорошие! Иди сюда!? Вот он! Ты зачем спрятался? — Белка сюсюкая противным тонким голоском Мальвины, проворно расстегнув штаны, достала напрягшийся писюлек Эдика. Эдик смущенно засмеялся и отвернулся. Белка наклонилась и стала колдовать над пахом. Потом она легонько опрокинула Эдика на диван (который еще помнил рябую жопу Сталина!) и вставила писюлек в себя.

— Вот так! Вот так! — приговаривала она, закрыв глаза.

Эдик снизу смотрел на ее трясущиеся, словно тряпочные Петрушки, груди, и ему стало смешно и весело. Никто из этих уродов-футболистов, дразнящих и оскорбляющих его, никогда и не видел женских грудей! Сосунки! А он — скрипач! Да! Пусть скрипач! Но он видел полные груди у своей матери и пустые у Белки. Он видел, как занималась сексом мама с майором, дирижером военного оркестра. Она тогда, прошлой зимой, пораньше уложила Эдика спать, а он не спал, а наблюдал из-за шторки, как толстый майор, задрав ноги мамы, смешно дрыгал жопой. Эдику было обидно за мать. Ему казалось, что ей очень больно. Она стонала.

Белка встала, вытерла полотенцем промежность.

— Ты сегодня какой-то задумчивый… — сказала она.

— Я домой пойду! — сказал решительно Эдик, натягивая штаны. — А в парк? На машинках кататься?

— Это для детей!

— Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха, — гулко расхохоталась Белка. — А ты уже взрослый?

— Я пойду Ридинга готовить. Экзамен через месяц.

Эдик вышел в коридор и стал обуваться.

— Да… — Белка погладила его по голове, голос ее задрожал от нежности, — Ты и в самом деле взрослый… Эдик. Я тебе пирожков заверну, хорошо? Я сегодня пекла…

Домой Эдик возвращался с достоинством, не таясь, гордо неся скрипку в руках.

— Скрипач! Ха-ха-ха! Гляди! Скрипач! — орал, подпрыгивая рядом, какой-то вихрастый глупыш в нелепых отцовских штанах, которые были ему велики примерно на десять размеров.

7.

Сухоглотов Аркадий оторвал тяжелую голову от стола, с хрустом покрутил ею в разные стороны и, наконец, облизав пересохшие губы, окончательно проснулся от каких-то резких неприятных звуков, происходивших где-то неподалеку. Немного посидев в странной, недоделанной до совершенства позе, он, наконец, понял природу этих мерзких звуков, соединяющихся в незнакомый атональный мотив. Это были сочные звуки скрипки, доносившиеся справа, где жила соседка Роза Циплак со своим маленьким ублюдком, сыном Эдиком.

— Скрипач, в жопе хуй, — горько и болезненно усмехнулся. Ему на минуту показалось, что все это уже когда-то происходило в его жизни. Сухоглотов Аркадий в который раз за сегодняшний день полез в холодильник, где согласно его необоснованным прогнозам должно было стоять три бутылки холодного пива «Гинесс». Пива там не стояло. Шумно сплюнув горькую, густую слюну, Сухоглотов Аркадий открыл кран и сполна напился мутной воды, отдающей ржавым железом.

Кольцо Лилит

1.

— Итак, внимание! Смотрим в камеру! Я подаю реплику. Вы отвечаете по тексту! Готовы?

— Готова.

— Юленька! В чем дело? Где вы бродите? Почему я должен вас искать? Что это за прятки на работе? И почему не берете трубку?

— Какая прятку? Я от вас и не прячусь! Я целый день на месте! Как пчелка.

— Какая пчелка? Что вы врете все время? Я заходил и в час, и в три, и в пять, а вас нет и нет. Вы пришли сюда работать или глазки строить? Вы с Гаманюком в баре сидели в два часа!

— Что значит, я вру? Я вас не видела. Я оформляла документы, работала с клиентом. Может, и отлучилась на минутку, покурить…

— Не в моих правилах повышать тон, но вы меня вынуждаете! Я попрошу вас написать заявление по-хорошему! Вот бумага… пишите…

— Вот как? Прекрасно! Замечательно! Молодец! Значит, поматросил и бросил? Новую наложницу нашел на мое место?

— Что? Да вы… Что вы имеете в виду?

— А то самое! Ты что: уже вычеркнул меня из списка наложниц?

— Вы меня шантажируете, Юля?

— А ты хочешь сказать, что не заставлял меня под угрозой увольнения лечь с тобой в постель? И не заставлял делать феллацио на рабочем месте?

— Какая чушь! У вас не выйдет провоцировать меня! Я никогда…

— Заткнись! Знаешь, Петр, Петька. Давно тебе хотела сказать: добровольно с тобой никакая дура не ляжет!

— Вы ответите за клевету!

— В таком случае, пошел ты на хуй, говносос!

— Позвольте… Но в тексте нет такого.

— Но я ведь могу импровизировать? В жизни я бы сказала именно так!

— Да? Ну, что ж… Хорошо… Достаточно. Вы свободны.

— В смысле? Я не подошла?

— В смысле: мы вам позвоним.

— А если договориться?

— В смысле?

— Ну, вот так, допустим…

— Что вы делаете? Немедленно оденьтесь! Что вы себе… Подождите… Подождите же… Дайте, хотя бы, дверь закрою…

2.

Тусклым серебром шумели над головой листья столетних ив. Сладкий, прохладный конский щавель щекотал босые ноги Николая. В резиновых сапогах ноги за ночь вспотели и устали. Николай, закрыв глаза, наслаждался этим первозданным, босым единением с чистой природой, от которого он, живя в мегаполисе, совсем отвык, и лишь комариный зуд нарушал его душевный и телесный покой. Они с Матвеем всего два часа как на рыбалке, а ноги уже в волдырях от укусов и расчесов. Николай насадил червя и закинул удочку. Поплавок упал на середине реки Прорвы. Матвей, старший брат Николая, тщательно выбритый, словно поручик на первый бал, толстячок, сидел рядом, напряженно и внимательно глядя в предрассветное утреннее пространство. От Прорвы тянуло запахом кувшинок и чистой холодной воды. Николай краем глаза заметил, что брат тоже разулся и стал разглядывать мозоль на пальце. За два часа они поймали штук десять красноперок да трех зеркальных карпов, по кило каждый, сейчас уже вяло шевеливших жабрами в траве.