Читать книгу "Скандал - Анна Годберзен"

Генри иронично усмехнулся, и она поняла, что он у нее на крючке.

– Итак… Вы остались довольны прошлой ночью, мистер Шунмейкер? – спросила она, приподнимая юбку чуть повыше и закидывая ногу па ногу, – Насколько я помню, мы не успели закончить разговор: нас прервали на полуслове…

– Мне все очень понравилось, мисс Хейз, – обведя взглядом комнату, он расстегнул пиджак и положил его на колоду для рубки мяса. – Я и представить себе не могу более яркого и интересного бала. Вы превзошли себя.

– Мы старались сделать все возможное, чтобы угодить гостям, – ответила Пенелопа, – И прежде всего вам, мистер Шунмейкер. Но если вдруг вам что-то не понравилось, надеюсь, вы скажете мне об этом прямо сейчас.

Генри помедлил и затем, словно раздумывая о чем-то очень важном, сделал еще один шаг к Пенелопе. И она почувствовала всю значимость этого движения.

– Ну раз уж вы упомянули об этом, придется сказать. Мне кажется, на этом балу мне очень не хватало вас.

– Вам не хватало меня? – удивленно переспросила она.

– Совершенно верно, – Генри чуть приоткрыл губы, выжидающе глядя на Пенелопу, – Я слишком мало видел вас.

Пенелопа улыбнулась и еще немного стянула корсет – так, что ее грудь почти обнажилась.

– Так лучше?

– Гораздо, – Генри сделал последние несколько шагов, отделявших его от Пенелопы, и обнял ее за талию.

– Вы превосходно танцевали прошлой ночью, – продолжила девушка, в то время как он покрывал ее шею легкими поцелуями.

– На самом деле, я думаю, что превосходно мы танцевали вместе, – Пенелопа замолчала, а Генри поцеловал впадинку между ключицами и перешел на другую сторону шеи. – И, так как вы знаете мою невероятную скромность, должна добавить, что это всего лишь личное мнение.

– А разве нет? – Генри отодвинулся от ее шеи и встретился с Пенелопой глазами. И она заметила в его взгляде неясную тревогу, смешанную с совершенно искренним изумлением.

– Нет, на самом деле я слышала от Бака, будто все на балу решили, что мы самая лучшая пара в танце, и что мы достойны аплодисментов – Пенелопа вздрогнула, почувствовав, что Генри просунул обе руки к ней под юбку и легко сжал ладонями ее колени. Было щекотно, но Пенелопа не могла позволить себе переключиться на волнующие ощущения и остановиться на полуслове: она сверкнула голубыми глазами, иронично усмехнулась и настойчиво произнесла: – Скажите мне, мистер Шунмейкер, что вы об этом думаете?

Генри считал себя истинным джентльменом и потому никогда не давал обещаний, которых не мог сдержать. Он остановил девушку долгим поцелуем, в то время как его руки скользили все выше и выше по ее бедрам.

– Генри, – прошептала она, оторвавшись от его губ и глядя через его плечо на все еще потрескивающее пламя, – Что там было? Скажи…

– В письме? – Губы его передвинулись к ее уху, – Ничего, Пенелопа. Там ничего не было.

– Скажи мне, Генри…

Он немного отстранился, чтобы посмотреть ей прямо в глаза. Именно тогда Пенелопа заметила кое-что новое и глубокое в его взгляде. Нет, она не могла ошибиться… Это выглядело как настоящая страсть, как любовная одержимость. Как признание…

– Ты очень скоро все узнаешь, – сказал он наконец перед тем, как вновь поцеловать ее совершенные розовые губы.

Этот поцелуй наполнил Пенелопу уверенностью, и она отбросила прочь все сомнения. Нетерпеливым движением она притянула Генри к себе, и они предались страсти – прямо на кухонном столе, под длинными рядами кастрюль и поварешек. Пенелопа была почти уверена, что пройдет совсем немного времени, и они будут любить друг друга уже не тайком по воскресным дням, а на вполне законных основаниях. А официальное объявление, суда по некоторым совершенно явным признакам, произойдет уже довольно скоро. Сладкое удовлетворение разливалось в душе, когда она представляла себе, как это будет…

8

Одна прелестная юная леди затмевает всех своей скромностью, достоинством и очарованием. Мисс Элизабет Холланд, дочь покойного Эдварда Холланда, словно диадема среди отдельных ярких рубинов, блистала спокойствием и утонченной красотой в своем костюме пастушки, сшитом на заказ парижским портным. Мы уверены, что она окажет самое прекрасное и благотворное влияние на общество.

Из «Нью-Йоркских новостей», воскресенье, 17 сентября, 1899 год 

Элизабет Холланд всегда ненавидела воскресные дни. Впрочем, как и Диана: младшая сестра первой осознала свою неприязнь к этим дням, потому что они обычно начинались с церкви и заканчивались неофициальными визитами, хотя «неофициальные» – совершенно неподходящее слово для их описания. Все было самым лучшим образом подготовлено и тщательно спланировано матерью, разведенной тетей Эдит и небольшой «армией поддержки». Радовало лишь одно: этим утром им не пришлось тащиться в церковь. Когда сестры спустились в гостиную, мать объявила, что им Нужно серьезно поговорить.

И вот они сидели в этой мрачной комнате, словно в заточении, – во всяком случае, Диана ощущала себя пленницей, когда ее заставляли проводить время в окружении родственников и гостей, поддерживать чинные благопристойные разговоры и вести себя как леди среди всей этой никому не нужной роскоши.

Пол в гостиной застелен персидскими коврами, а стены украшали картины в массивных золоченых рамах, изображавшие, помимо всего прочего, суровые лица предков. Поверх деревянной обшивки стены покрыты тисненой кожей оливкового цвета. Потолок отделан красным деревом, а лепнина украшена филигранным золотом. Мраморный камин был таким огромным, что в нем можно легко спрятаться. Что, впрочем, Диана и Элизабет часто проделывали, будучи детьми. И младшая мисс Холланд до сих пор время от времени мечтала о том, чтобы забраться в камин и укрыться в нем от посторонних глаз, особенно в скучные часы воскресных визитов.

В комнате было расставлено множество диванов и кресел с подушками самых разных стилей и расцветок, чтобы гостям было где присесть. Впрочем, уютной эта комната не казалась. С тех пор как умер отец, гостиная утратила свое очарование. Мистер Холланд обладал прекрасным чувством юмора и, бывало, втихомолку подшучивал над официальным приветственным стилем миссис Холланд. После возвращения из Европы Элизабет стала намного серьезнее относиться к своей роли и к домашним обязанностям, а вот Диана, вернувшись домой, начала бунтовать еще больше. У нее появилась привычка во время официальных визитов демонстративно уходить в дальний угол гостиной, в турецкий уголок, где прямо на полу лежали дюжины полосатых подушек с кисточками. Она и теперь сидела там в окружении трех огромных ленивых персидских кошек Лили, Лангтри и Дездемоны. Младшая мисс Холланд всегда знала, что унаследовала характер отца. Оба они были романтиками, в то время как ее мать и Элизабет – холодными реалистами.

– В чем дело, мама? – спросила Элизабет, устраиваясь на своем привычном диване под большим портретом отца. На этой картине он был изображен облаченным в цилиндр и элегантный черный фрак, с кустистыми бровями и надменно-печальным выражением лица. Диане вдруг нестерпимо захотелось, чтобы отец сейчас был с ними, сидел рядом и разговаривал. Посмотрел бы на Элизабет своим насмешливым ироничным взглядом, и та почувствовала бы себя глупо из-за своей чопорности и высокомерия, из-за всех этих утомительных и никому не нужных лицемерных визитов.