Читать книгу "Невроз - Татьяна Воронцова"

– «Сын мой»? Она сказала «сын мой»? Вы уверены?

– Да, если в такой ситуации вообще можно быть уверенным хоть в чем-то. Я долго обдумывал эти слова, когда проснулся. «Ведь ты пришел за копьем, сын мой». Но я ничего не знал ни о чаше, ни копье, ни об их хранителе, пока не увидел все это собственными глазами.

– Змея показала вам чашу и копье?

– Да. Я могу нарисовать их, если хотите. Мне говорили, что психоаналитики часто советуют своим пациентам рисовать.

– Что ж, нарисуйте.

Позже, сидя в своем любимом кресле перед неработающим телевизором, она долго разглядывала рисунок. Грэм оставил его на столе вместе с тонким черным фломастером, который извлек из кармана пиджака. Чаша, по форме напоминающая бокал для выдержанных вин, и копье с продолговатым четырехгранным наконечником. Змею он рисовать не стал. Не посмел.

...ибо есть ли какая плоть, которая слышала бы глас Бога живаго и осталась жива?[6]Но что же со всем этим делать дальше?

Он спросил: «По-вашему, это что-то означает?» – «Безусловно». – «В настоящее время я работаю над книгой, которая богата языческой символикой. Возможно, это как-то повлияло на мое подсознание». – «Вы путаете причину и следствие, Грэм. Сны – естественная реакция саморегулирующейся психической системы. Не вы пишете эту книгу, но книга пишет вас».

Книга, о которой шла речь, вскоре была закончена и стала бестселлером, что вызвало у Грэма противоречивые чувства: за ним мгновенно закрепилась слава автора «Первородной добродетели», а все остальные книги были забыты. Чем он занят сейчас? По-прежнему ли его мучит бессонница? Вернулись ли к нему старые фобии, от которых, казалось, он избавился навсегда? «Ты исцелила меня, Маргарита. Твоя любовь... если только это избитое слово подходит для описания того, что ты сделала для меня». Есть ли у него женщина? Помнит ли он...

Глава 5

Еще один сон, еще один крик в ночи, еще один испуганный взгляд приподнявшего голову с подушки длинноволосого юноши...

«Что с вами? Вам плохо? Кошмары?»

«Да нет, все в порядке... минуточку... эй, парень, что ты делаешь в моей постели?»

Боже, как он растерялся! Побелел как мертвец. Ресницы задрожали.

«Я ухожу».

«Только попробуй».

Моя рука на твоей тонкой смуглой шее, случайный знакомец. Сейчас, после этой длинной сумасшедшей ночи, мне хочется, чтобы ты думал, что я способен тебя придушить. Тебе полезно побояться, мой сладкий. За все твои неполные двадцать лет неужто никто ни разу не расквасил твои умопомрачительно красивые губы?

Увидев непритворный ужас в глазах мальчишки, Грэм смеется и разжимает пальцы. Заваливает паршивца обратно на кровать и, склонившись над ним, шепчет ему в лицо самые дикие непристойности, какие только может изобрести его извращенный ум. Тот слушает недоверчиво, но внимательно. Он здесь потому, что сам этого хотел. Это его решение. Его выбор. И он вернется, даже если и вправду через минуту встанет и уйдет. Он-то вернется... Но примет ли его Грэм?

«Почему вы оскорбляете меня?»

«Потому что знаю, что ты за птица. Потому что я сам из таких. Потому что... черт, да я знаю все твои мысли, гаденыш! По этой самой причине я и привел тебя сюда».

Еще одна сигарета. Грэм закуривает, стоя у окна, глядя через немытое стекло на темные воды каналов и белое кружево облаков. Рука дрожит. Сухие губы с жадностью впиваются в бумажный фильтр, тянут по капле спасительный яд... вдох-выдох.

Три дня назад он закончил книгу и стал обладателем копья. Да, только теперь. Змея насытилась и утратила бдительность... или просто сочла, что перенесенных страданий вполне достаточно для одного человека. Но история не закончена! Не закончена. Копье бессильно без чаши, как чаша бесплодна без копья. Ах, доктор, скажите же что-нибудь!.. Скажи что-нибудь, Маргарет.

Идея единства двух противоположных принципов – мужского и женского – относится к архетипическим образам[7].

Ваша мудрость выбита на моем щите, отчеканена на каждой монете, вырезана острием ножа на моей трепещущей плоти... Ведь вы всегда знали, что я немного того, правда? Я угадывал это по вашим взглядам, которые вы бросали на мои руки, обвешанные железом: массивные часы на левой, браслет на правой. Знаю, знаю... Потому-то я долго колебался, прежде чем рискнул рассказать вам это. Но я же должен был это сделать, правда? Таковы правила игры.

– «Напои меня своей кровью, и получишь копье»... Хорошенькое дело! Да и вообще, на кой черт оно мне сдалось, это самое копье? Даже во сне мне стало как-то не по себе. Плоская змеиная голова медленно раскачивалась из стороны в сторону точно напротив моего лица. Я видел ее глаза, вспыхивающие то рубиновым, то изумрудным огнем. Ее длинные, острые, слегка изогнутые молочно-белые зубы. Чего она ждала? Что я протяну руку и предложу ей испить? Бред какой-то...

Рассказывая, он представлял свое лицо – такое, каким видит его Маргарита. От природы светлая, но сейчас эффектно позолоченная средиземноморским солнцем кожа... темные брови, черные ресницы... давно не стриженные волосы, тоже темные, с проблесками седины... Смешно, если вдуматься, однако физическая привлекательность партнера много значит для женщины, во всяком случае, на первом этапе... этапе чего?

– Но чем дольше она смотрела на меня, тем сильнее становилось желание откликнуться на ее призыв. Исполнить ее волю. Быть может, в обладании этим копьем заключен какой-то высший смысл, который мне пока еще не открылся?

– Как же вы поступили? – спросила Маргарита после паузы.

Похоже, эта женщина испытывала подлинный интерес ко всему, что он делал и говорил. Ему пока что не удавалось понять, какого рода этот интерес – личный или профессиональный (к тому же он и сам не знал, что предпочтительнее), тем не менее с осознанным коварством продолжал затягивать ее в свои сети. Какой непростительный эгоизм... Но как от него удержаться? Она так женственна и так одинока. Приди же, Царевна-лебедь, в мои объятия! Даже если я не сумею тебя утешить, то удовлетворить-то смогу наверняка.

– Я спасся бегством. Не знаю, что бы я стал делать наяву, но во сне... Знаете, Маргарита, я никогда не считал себя храбрецом и по мере возможности старался избегать неприятных ситуаций, хотя и действовать, невзирая на страх, мне тоже приходилось. Любопытство иной раз сильнее страха. Поставить себя на чье-то место... испытать то, что не испытывал ни разу... Да, это я могу понять. Но укус змеи никогда не казался мне волнующим переживанием.

– Итак, вы бежали.

Маргарита задумчиво постукивала длинным, выкрашенным в молочно-белый цвет ногтем по краю стола. Спокойная, уравновешенная женщина, почти наверняка фригидная. Ему захотелось хорошенько встряхнуть ее за плечи, крикнуть: «Посмотри на меня! Я мужчина! мужчина, а не пациент!» Но стоит ли это делать – вот в чем вопрос.