Читать книгу "Розовая пантера - Ольга Егорова"

— Я не хочу в гости. Не пойду в гости. — Он врос ногами в землю, как упрямый ослик, которого никакими уговорами с места не сдвинешь.

— Да почему?

— Не хочу. Знаешь, ты сходи в гости без меня.

— Очень интересно, наверное, ходить к самой себе в гости без тебя. Как-нибудь попробую сходить, только в другой раз, а сейчас…

— Только не говори, как сильно нас там ждут твои приятели. Наверное, нужно было сначала у меня спросить…

— Да нет там никаких приятелей!

— Нет приятелей? — опешил Алексей, и воображение в тот же миг нарисовало перед ним новую, еще более нелепую картину. — Так ты что, с родителями меня познакомить решила?

Она молчала, и он принял ее молчание за знак согласия, разозлившись еще сильнее.

— Интересно, в качестве кого ты меня им представишь? Как своего нового гувернера, или репетитора по немецкому, только учти, я в школе английский изучал, или, может быть…

Она молчала, смотрела пристально каким-то новым взглядом — сколько же у нее в запасе этих взглядов, подумал Алексей, когда она успела их накопить, и замолчал, подавленный ее молчанием.

— Да что с тобой сегодня, Алеша? Нет там никаких родителей. Там вообще никого нет.

— Вообще никого, — повторил Алексей, поняв наконец, в чем кроется подвох: там вообще никого нет.

Там вообще никого нет, а это значит — только он и она, и это был удар уже совсем ниже пояса, он просто представить себе не мог, что все это могло значить. Только он и она, ей пятнадцать, а ему двадцать два, он думает о ней не переставая уже третьи сутки, у нее зеленые глаза и лохматые белые волосы, и не нужно было стоять полтора часа под тополем, чтобы понять, что Фрейд не имеет к кошкам никакого отношения. Где же они, тоскливо заныло сердце, эти сопливые подростки, он бы расцеловал их всех, если бы они появились, он с огромной радостью разделил бы с ними этот вечер, он бы травил анекдоты, он бы покурил с ними травки, он сделал бы все, что угодно…

— Ты похож на большой вопросительный знак, который стоит почему-то в начале предложения. — Ее голос вернул его в реальность, с сопливыми подростками пришлось расстаться и снова смотреть и видеть перед собой ее накрашенные зеленые глаза. — Только знаки препинания обычно ставят в конце, тебе не кажется?

— Не всегда, — буркнул он, поняв, что она разгадала его мысли, но сочувствия не проявила. — Бывают еще запятые и всякие многоточия, которые ставятся посередине.

— Давай не будем проводить урок русского языка.

— Давай, — согласился он, но с места не сдвинулся. Она посмотрела на него исподлобья, повернулась и пошла вперед. Вспомнив ослика — того самого, которого Шурик в «Кавказской пленнице» с места не мог сдвинуть и который шел только вслед за симпатичной девушкой, Алексей медленно поплелся следом.

Она обернулась. Дождалась, пока он ее догонит, просунула руку под локоть, улыбнулась чему-то, не дав никаких пояснений.

— А где ты живешь? — Услышав свой голос, Алексей подумал: наверное, именно с такой интонацией преступник произносит слово «виновен», признаваясь в своих злодеяниях, лелея лишь последнюю надежду на то, что чистосердечное признание облегчает наказание. Слабую, призрачную надежду.

— Да вон в том доме, я же тебе вчера показывала.

Он посмотрел в ту сторону, куда она кивнула. Обыкновенный, ничем не примечательный, ничуть не зловещий дом. И правда, на кой черт они ему сдались, эти прыщавые подростки?

«Фотографии, — промелькнула спасительная мысль. — Мы будем смотреть фотографии. Это вполне естественно, так всегда бывает, когда первый раз приходишь в гости. Мне очень интересно посмотреть, какая она была в детстве. То есть совсем маленькая. Потом, может, попьем чаю с печеньем. Можно посмотреть телевизор, пожалуй… Мультфильмы…»

— Эй, что тебя так рассмешило? — Она требовательно дернула его за рукав. Мелькнула на лице легкая тень обиды, как будто ее забыли пригласить на веселый праздник, оставили дома одну учить надоевшие уроки.

— Ты мультфильмы смотришь вообще?'

— Мультфильмы? Вот еще. Даже в детстве не смотрела.

— Даже в детстве, — повторил он. — Странно как-то.

— Скажи, что я чокнутая. Ты уже говорил, скажи еще раз.

— Извини…

— Да нет, я не обиделась. Сейчас направо. Вот мы и пришли.

«Приплыли», — обреченно простонал внутренний голос, Алексей вздохнул и запретил себе, дал честное слово, что больше не будет думать об этом. О чем «об этом» — было в общем-то не совсем понятно…

Она включила в прихожей свет, и Алексей присвистнул от удивления:

— Ничего себе!

— Все, когда первый раз приходят, так говорят. — Она окинула равнодушным взглядом просторный, огромный холл, который только подлец или недоумок мог бы обозвать прихожей. — Говорят, что такие только в журналах бывают. А мне плевать.

Алексей в который уже раз за время их общения понял только то, что он ничего не понял.

— Это он под заказ планировку делал. Когда дом только строился, вместо двух квартир, которым здесь положено быть, сделали одну. Дизайнера из Москвы выписывал, плитку вот эту из Италии привозили… Тебе правда это очень интересно?

— А он — это вообще кто? Господь Бог?

— Мамин муж, — откликнулась она уже из глубины квартиры. — Но это почти одно и то же. Да проходи же ты, чего застрял на пороге!

— Это который Сергей?

— Сергей, Сергей, он самый. Идем.

Он послушно шел за ней, озираясь по сторонам.

— Ты, похоже, не из бедной семьи девочка.

Она застыла, медленно обернулась к нему. И он почувствовал себя подлецом — последним из последних, самым состоявшимся на земле подлецом. Даже дышать трудно стало.

— Откуда ты берешь эти свои взгляды, скажи мне…

Она ничего не сказала. Наверное, потому, что не смогла расслышать слов, которые, как крик, прозвучали только в его сознании. Вместо этого, не в силах молчать, он произнес первое, что пришло в голову, первое, что шло вслед за тем, что было невозможно выразить словами:

— Умойся наконец, а?

Она распахнула дверь:

— Вот моя комната. Проходи.

И проскользнула мимо, потом скрылась за каким-то поворотом немыслимого изгиба стены и исчезла.

Он вошел внутрь. Вошел и снова удивился, отстранение подумав, что пора бы уже и прекратить каждый раз удивляться, иначе под конец дня с ума сойти можно будет или умереть с застывшей на лице улыбкой идиота. Комната была — как осколок погибшей шлюпки, который из жалости тащили на берег, свалив на палубе большого корабля. Обои в квадратик, определенно производства Саратовской обойной фабрики, причем не самый шикарный образец, выцветший коврик на полу, диванчик, обитый гобеленом, письменный стол — коричневая, потрескавшаяся местами полировка такого же цвета, как на двустворчатом платяном шкафу в углу, — стопка учебников в уголке, затертые корешки книг на полках. Стул в углу, на столе — покрытый пылью старый аккордеон. Не хватало только таблички с надписью: «Здесь в конце прошлого века жил и работал…», чтобы успокоиться наконец и понять, что ты просто попал в музей. Где она откопала всю эту рухлядь?