Читать книгу "Крысобой - Александр Терехов"

— Плюс десять процентов, — равнодушно заключил Старый.

Клинский по-сыновьи обнял его, меня — по-братски и умчался на завывшей машине. За дверями охрана подначивала беременных.

— Старый, для славы нашей артели крайне сгодится, если кого-то из нас прирежут на работе. Я уже знаю кого. Где фонарь?

Старый разлепил болящие глаза.

— Куда?

Константин раскладывал в автомобиле одеяло по сиденью.

— Езжай спать домой. К жене. Только организуй мне к пяти утра цистерну воды для дератизационных мероприятий. Можно технической.

Хотелось подышать, да с мясокомбината надуло вони — ветер лазил по деревьям, обламывая сушняк легкой ногой, обдувал битую губу — в ней билась кровь. На балконах выкрикивали петухи над остывающим автомобильным дыханием, похолодевшей травой, притягивающей листья. С лопающимся гудением улицы облапала электрическая паутина, потеснив ночь. Отец возил коляску, покачивал и пел — я улыбнулся ему. Он, нагнувшись над коляской, проговорил:

— Вот один идет из корпуса. Неопределенно. Сопровождаем.

Прошел улицу. Не входя, сначала пнул подъездную дверь — бегите, крысы! В квартиру звонил кратко.

Иван Трофимович всмотрелся, вздрогнул.

— A-а. Ничего — давайте сюда, мой кабинет. Жена отдыхает. Вера, не вставай, один товарищ. Что, я сам чаю не сделаю? Да ничего не делал, теперь на пенсии. Сидел, ждал.

— Что?

— Ну. Может, кто придет. — Он присел на зачехленный диван, не откинувшись, — за спиной возлежал выглаженный парадный костюм в тяжко блестящей наградной чешуе, пояснил: — На завтра. Немного отметим. Я вообще планировал скромно, без кинохроники. Чтоб из области не ехали. У нас один пристал: напишу портрет для музея! Там и так целая стена — фотографии, моя планшетка. Нет, если нету перехлеста, я не отвергаю, память в людях осталась добрая. Все на глазах. Отец — возчиком на стройке, ударно, фронтовик. Мать — грабарем, ударно. Стена в бараке — я помню, вся в грамотах. Я, шестнадцать лет — на мне колхоз, вот тут, «Озерский», как ехать к Крюковскому лесу. И поехало: город строим, озеро осушаем, комсомольская стройка на комплексе крупного рогатого скота. Тебе интересно будет, когда выбирали…

— Нет.

Мучительно помолчали. Иван Трофимович обронил под нос:

— A-а, теперь порыбачу. Озеро осушил, ездить далеко, так машина есть, на каникулы — внуки, было б здоровье! Пойду за чаем. Не будете?

— Как себя чувствуете?

Он глянул в лакированный пол, дважды что-то начинал, произнес только:

— Слабость…

— Я шел — в подвале свет горит. Каждую ночь зажигаете?

— В общем-то круглосуточно… Но, в общем, не лично я — домком решил. Для отпугивания. Есть дежурная квартира, а…

— Но ключи от подвала у вас.

— Кажется, ну, в общем, у меня.

— Пошли.

Я мигом нащупал выход по дырявящему насквозь мрак дверному глазку. Иван Трофимович остался сиднем сидеть. Я прождал минуты две и прошептал вдоль коридора:

— Мужик ты или кто?

Ганди и девушка кормящая

Время «Ч» минус 12 суток

Снарядился он, как на рыбалку: плащ, высокие сапоги. Опирался на лыжную палку без пластмассового кольца. Ей небось крысенка и приколол. Палку я вырвал и кинул в траву.

— Иван Трофимович, это всего лишь самый распространенный отряд млекопитающих. У серой длина до двадцати четырех сантиметров. Хвост короче туловища. Пара резцов долотовидной, скошенной назад формы. На меня смотри! Большое число чешуек на хвосте. Толстые ноги. Голова без выраженной шеи. Неуклюжее тело. Довольно длинный язык. Буро-желтая, спина — темнее. Брюхо — желтовато-белое. Окрас брюха и спины разграничен. Волос крысы, ежели выдрать, — радужный: основание серое, черный вершок, посреди — желтое кольцо. Да что ты морду все опускаешь?! — Я пихнул его в плечо. — Я кому?

Я бухал слова впритирку, покрикивал, заглушая присущие моему рабочему времени жирно звучащие звуки, — нас обступали обвалы чешуек штукатурки из-под когтей, скребучие ворохи в мусорных баках, кашли водосточной трубы. Пробежки под кленами в спутанной траве, рывки в травянистых колтунах. Я уже высеивал голоса: всхрипы, писклявые столкновения, иной раз гадая: ночь слышу или себя. Вот ветер задул! А, черт! Теперь листья закорябали по дороге за его спиной. Не понимает меня. Ветер тащит листья — царапают асфальт засохшими, окоченевшими, коричневыми когтями.

— Это листья! — Повернул лицом к листьям, спиной к дому, мусорным бакам, траве. — Подыхать хочешь? Давай! Одно тошно: выдумал себе хворь… Крыса хищник для кого? Загрызает мелких домашних животных! И то такого не вспомню. Крыса не дернется на человека! Простое животное. Я могу хоть это тебе в башку засадить?! Вроде голубя. Единственное отличие: человека боится. Бегает, когда спят. Голубей боишься? А почему крыс? Противно? Не смотри! Тебя не воспитали, у тебя порог терпимости в башке лег криво. До синантропных грызунов. А при нашей жизни надо после! Психологи написали, ежели ребенка воспитать верно, для него разницы уже не будет: крыса или белка. Как в Гвинее. Восемьдесят процентов народа пасюка жрут. Охотятся и жрут. Дармовое мясо, рядом. И наши жрали в блокаду! Посмотришь так, и жизнь переменится. Поставил в подвал две верши, утром — на сковородку. А шерсть? Знаешь, какие варежки?

— Замолчи! — взмолился Иван Трофимович.

— А что? Ты свинину ешь? А свинья какого только дерьма не жрет! Крыса же — только первый сорт! Зерно, молоко, сметану, копченую колбасу! Только если подтравленная, ориентация свернулась, вылезет днем под ноги умирать… Такая сразу видна — шатается, движения неуверенные. Но даже тогда не укусит. Пока ты ей в бок ногой не пхнешь, а потом руку к загривку не потянешь. От кого ты дрожишь?

Я перевел дух, заглушая ночь шмыганьем, харканьем и воющими зевками, посматривал — действует? Вроде морда потеплела, плечи обмякли. Уже уверенней говорит:

— Видел большую. Как кошка.

— Да ладно брехать! Темнота увеличивает. Старый вон двадцать лет воюет — столько таких басен послушал, а сколько ни проводил полный вылов — ни одной крупней ладони! Есть в тридцать пять сантиметров. Но где? На Вандомских островах. Много брешут. Сами брешем. Без брехни стыдно сказать, чем занимаемся. Здесь мы с тобой вдвоем — чего мне врать? Была фотография в итальянском журнале. Мужик держит крысу за хвост. Туловище под метр. Но мы-то видим, что это ондатра.

Всмотрелся — готово? — велел:

— Ключи. Благодарю. Пойду осмотрюсь. Постоять сможете один?

Он, что-то думая, кивнул.

— Станьте под фонарь. Повнимательней вон там, к деревьям, там у них летние норы. Зажметесь — хлопните в ладоши. Шевелитесь, у них зрение плохое, при таком освещении неподвижные предметы могут не замечать.