Читать книгу "Крысобой - Александр Терехов"

— Тогда сейчас встретимся.

Она отступала в угол, усмехалась, морщилась, чтоб не захохотать, слушала шаги за дверью, поставила перед собой стул, не подпуская, запрокинула голову, оставив мне подбородок, толкнула больно, когда уже сунулся к юбке:

— Здесь не место. Если каждому, знаешь, давать, то сломается кровать. — Бросала в сумку кошелек, помаду, ключи. — Не мальчик, а все не наигрался. На кой ты мне? Мы без крыс, север… Как шофера твоего зовут? Константин зовут?

— Не помню. Зад мне твой очень нравится… Что шофер-то?

— Муж мой. Не гоняйте. Чтоб машину не разбил. Иди-иди.

— Скоро меня позовешь. От крыс завоете.

— Как ты можешь это знать?

У подъездов толклись. Я потерся за спинами, галдели про тушенку и матрасы. Нагнулся к белому платку.

— Мать, что за базар?

Старуха махнула корявой рукой, другую немо держал внук.

— Бумаги наклеили. Што можут на природу взять. Вывозют на природу. — Она крикнула в толпу: — На сколько написано?

— Трое суток без дороги. А числа не вижу.

— Как не видишь, — аукнулись в народе. — Написано… где?.. во: отъезд по команде.

Внук замямлил:

— Бабуська, а щеночка?

Старуха двинулась в сторону, забубнив:

— За хлебом выйдешь не каждый день. В висках стучит. А ехай в лес… Иди ногами! Што бабушка тебя тащит?

Внук озирался на мои разнообразные рожи.

На бульвар не пропускали патрули. Опознанный прапорщиком, я бежал меж голых лавок. На ограде сидел человек, словно больная ворона.

— Что расселся? Бросил и ушел, что ль?

Витя сполз на землю и скучно взглянул в упор на меня, отряхивая зад.

— Уже не надо.

— Что-о?

— Ну ясно. Они пошли. Поп-прыгали.

— Да? — Я рассмеялся небу, лохматой траве и прихлопнул в ладоши. — Гуляем! И ты видел?

Он глубоко кивнул бледной рожей и полез обратно на ограду, указав мне длиннотелого человека.

— Ждет давно.

Я пригляделся, губернатор Шестаков таращился навстречу, вцепившись в лавку, будто ускользающую из-под зада.

— Как? — сипло выдавил он. — Нет?

— Нашли! Завтра травим. Все хорошо. В любом случае.

Шестаков вдруг шумно вздохнул, мазнул ладонью от переносицы к затылку, поднялся и неровно пошел к машине, окруженной его людьми. Запнулся.

— Вы сказали: в любом случае. Если я правильно понял — двенадцатого сентября, с одиннадцати до семнадцати, не падают?

— Так. И за те же деньги. Но и в любом случае все будет хорошо.

Протиснулся меж пожарных машин — они приткнулись к дымящей мусорокамере. Старый нашелся в зале. Солдаты собирали оступившихся в бегстве крыс.

Стая паслась в мусоропроводе, когда Старый начал снизу дымить, в давке они сбрасывали друг дружку на узкой переправе, да еще, придурев от дыма, пометались на подвеске, выталкивая в щели старых и крысят. Я поворошил курганчик хвостатой падали. Крупнейшая — грамм на семьсот. Беременная самка.

Старого сопровождали Гриша из колбасного цеха — привез «на зуб» ветчины — и пьяный техник-смотритель.

— Дальнейшее продумал? Товарищи, павших грызунов собрать в мешок и нашей машиной везите в санэпидстанцию, пока не остыли, посмотреть на предмет членистоногих. Товарищ! — Старый остановил качавшегося техника-смотрителя в среднем положении. — А что ты делаешь, когда лампочка на подвеске перегорает?

— Подымаю туру. Вроде башни.

Старый воскликнул:

— Вот и нечего мудрить! Подымаем туру, разбираем — раз, два… Шесть секций напротив хода. На шесть метров они не прыгнут. Ход бетонируем. Уйти некуда, жрать нечего, воды нет. По краям подвески работаем острыми ядами трое суток. Заключаем для спокойствия антикоагулянтами. Под ноль! Ты чего улыбаешься, молодой человек?

— Жрать пошли.

Старый скомандовал завтрашний распорядок, мы живо шли через площадь, я думал про банк весенние картины, Старый рассуждал. Посветлевший Ларионов обрадованно семенил за нами, сколь мог, и отстал отдыхать.

— A-а… Не поспеваю я! Привык не торопиться. Мы все с Алексеем Иванычем. Он — не торопясь. Протез вот так, ступни левой лишен был.

Мы толкали ногами площадь, город подымал, показывал нас небу в каменной угловатой чашке, согретой закатом.

Руки мыть! Ткнулись в ванную — там ожидали три мордоворота с опечаленными лицами, и желтый свитер… какие ж натруженные руки…

— Здравствуйте, девочки, — поздоровался я.

Ближний мордоворот засадил Старому кулаком под бороду. Старый шлепнулся на зад, обхватил бороду руками, простонал и повалился на бок, подтягивал к брюху колени.

— Здорово вы ему! Кто у вас старший? Вы, наверное? Товарищ старший, можно я ему тоже разок врежу?

Два скота паскудно двинули на меня, третий стоял неудобно — спиной, а сам и саданул локтем в зубы, на развороте. Совсем неприметные, вонючая туалетная вода. Присел у стены, облизал посолоневшие губы, собаки паршивые, все вместе, по очереди, — еще раз! — сжимался кулаком, где ногти до крови впивались в ладонь — не разжать.

Скоты ошибочно обступили Старого.

— Тебе что-то в кафе не понравилось? А колбаса наша понравилась? Будем в расчете. — Улетучились, харкнув в старую бороду.

Час миновал, я снял с морды ледяной компресс и пригорюнился у зеркала. Губа не кровила, но напухла с надувной матрас.

— Ты похож на верблюда, — заметил Старый, он лежал пластом, часто разевая рот, не веря, что челюсть цела. — Я вижу, ты влюбился.

Клинский под окнами кричал вдоль строя, поскальзываясь в визг:

— Дышать надо в спину! Дышал?! Лучше молчи. Спать с ними! Есть рядом! Научу — запомнишь. Тошнит тебя? Я тебя служить послал, а не блевать под забор! Не моргай мне. Как прошли? Кто? А ты? Не видно из машины? Ты кого слушаешь? А ты? Отстал, не можешь быстро? За пенсией будешь бегом!

Уважаемые, у меня глотка слабая кричать. Завоете! Если увижу хоть одну небеременную тварь без пропуска! Убью!

Зашел. Развел руками.

— Быдло. Вина моя, что могу… Ублюдков ищут.

Участливо наклонился к Старому, тот, не отлипая от подушки, попросил:

— Мы вас особо поблагодарим, ежели поиск прекратят. Мы неясно запомнили внешность — не узнаем. И нет желания видеться еще. Возможно, и мы к ним не проявили достаточного уважения…

— Я понял. Да, неважно. Одно хотите: вокзал, московский поезд. Естественно. С нашим быдлом не споешь. Ему служить, а он за пивом уехал. Эх, черт! Останьтесь! Вы нам позарез — да вы знаете. Черт с Президентом, черт с «Золотым кольцом» — не это. Другое! Простите, свой пример: я всюду ездил, а сам коренной. Зачем ездил? — искал! Человек сам некруглый — края неровные, шестеренка. И я мотался, искал свой город — такой же неровный. Чтоб его края совпали с моими. Не нашел. Зато додумался: такого города нету. Если ты вовсе не опух, надо родной город сделать под свой угол. Вам видно: грязная свалка, мужичье копошится для параду, чтоб получить теплые лавки и ложку в рот. И это есть. Но чего ж вы другое не видите? Людям головы надо поднять! Вот! — можем грязь вычистить, отпраздновать можем! Стоит под ногами копнуть — вот тебе родная история! Вот тебе предков курганы — не на голом же месте! Видите, как много? А погорим из-за одной крысы — упадет на пол… Погорим — в кровь навек войдет: сиди в болоте. Так неприятно вышло. В обед Иван Трофимыч отставки попросил, вас от Баранова ко мне перекинули, а тут — разбойное нападение… Вопрос с деньгами? Мы решим с деньгами, поскребем. Ребят?