Читать книгу "Реквием по шестой роте - Владислав Владиславович Шурыгин"

Зажигалку эту старшине подарил три месяца назад какой-то немецкий корреспондент, которого чудом вытащили из-под огня чеченского снайпера. Зажигалкой старшина гордился.

Неожиданно солнце начало гаснуть. Колонна подходила к предгорью, над которым плотно стояли тучи. Откуда-то вдруг прилетел и ударил в спину холодный сырой ветер.

И то ли от него, то ли от неуловимого, неосознанного еще утреннего предчувствия беды вдруг пробил озноб, окатил мурашками шею, руки, сжал в судорожный комок мышцы живота. И вновь пришло странное чувство тревоги, какого-то тоскливого сердечного неудобства. Словно душа, своими тончайшими эфирными нитями связанная с будущим, слепо мучилась и томилась предчувствием надвигающейся беды.

…Но сказать, выразить это было никак невозможно. Не потому, что в предчувствия на войне не верят. Нет. Наоборот, каждый здесь в целомудренной тайне живет в своем мире знаков и знамений, молитв и примет. Каждый верит и верует, ибо нигде так во всем своем мистическом величии не предстают перед человеком Судьба и Рок, как на войне…

Сказать было нельзя, потому что изменить что-либо было уже невозможно. Не остановить «нитку», втягивающуюся по серпантину в горы, не соскочить с «брони», не окрикнуть командиров. Сотни людей — мы были одним неразъятым целым. И потому судьба была на всех одна. И имя ее колонна…

Это единство порождало какое-то особое смирение, покорность судьбе, фатализм. Именно оно запечатывало уста. «Чему быть суждено — неминуемо будет… Кысмет — судьба…».

Над колонной, протянувшейся вверх, в зеленую чашу предгорья, встревоженно и суетливо закружились «крокодилы». Дальше их путь был отрезан облачностью. И, словно пристыженные этой своей бесполезностью, «вертушки» нервно нарезали круги перед стеной облаков, в которой один за другим исчезали «КамАЗы», «ЗИЛы», бээмпэшки, тягачи…

…Крайний блокпост. Здесь, у самого края «зеленки» — густого южного леса — маленькая крепость, бывшая не то кафешка, не то ресторанчик. Теперь об этом напоминают лишь остатки жестяных букв над крышей: «…рек» — то ли «Терек», то ли еще бог весть что. Под ним — причудливое сооружение из бетонных плит, каменных блоков, амбразур и масксетей. Плиты, блоки тут и там изъедены оспинами пуль и осколков.

Достается мужикам здесь…

Старший на блокпосту — плотный лысеющий капитан. Он что-то долго поясняет подполковнику, старшему колонны, жестикулируя руками и указывая то на долину, то на горы.

— Обратно, что ли, тащить? Ты что, охренел, капитан? — слышен бас «чапая». — Там люди сидят третий день на одних сухарях. А здесь заночуем — в темноте всех пожгут к такой-то матери. Выходи на связь с бригадой, пусть вышлют навстречу бронегруппу усиления и ждут нас у креста. А эти пятнадцать километров будем проходить на максимальной скорости. Все…

…В проеме амбразуры — лицо солдата. Молоденькое, широкоскулое, любопытное. Война для него — это не только беда, боль, труд, это еще и познание мира, открытие его для себя. Вот только мир этот больной и сумасшедший мир войны. Другого он еще не видел толком.

* * *

…Я еще не успел подумать, что лучшего места для засады не найти. Слева — густая «зеленка», буквально наползающая на дорогу, справа — крутая каменная осыпь. Дорога, нарезанная этажами, лениво тянулась в гору между нависающих холмов ущелья, разворачивая, наслаивая колонну, словно на какой-то чудовищной магазинной витрине.

Мощь фугаса была такой, что многотонная громада танка была в мгновение ока снесена с дороги, словно исполинская кегля.

И там, в кювете, страшной слепящей вспышкой сдетонировал боекомплект. Не способная сдержать всю эту сконцентрированную нечеловеческую мощь огня взрывчатки, бронированная черепаха лопнула, брызгая огнем и чадя. Словно в каком-то замедленном кино, башня танка вздыбилась, оторвалась от своей стальной коробки и, перевернувшись в воздухе, рухнула в «зеленку».

И тут ударили гранатометы. Много гранатометов. Стрелки были точны и безжалостны. Сразу три гранаты впились в головную бээмпэшку, сметя с нее десант, в мгновение ока превратив машину в горящий факел. Закладывая уши, взорвался «наливник», обратившись в ревущее озеро огня. Тут и там грохотали взрывы. Вспыхивали машины. Одна из гранат, срикошетив от земли буквально перед катками нашей БМП, метнулась в небо и там взорвалась самоликвидатором, окатив жаром и ударной волной.

Десант горохом посыпался во все стороны. Занимали оборону кто где мог. За колесами «КамАЗов», между катков гусениц, за броней. Еще ничего не соображающие, полуоглушенные взрывами, неожиданностью, люди отдавались во власть привычных боевых инстинктов. Это были солдаты, и солдаты на войне. Лязгали затворы, предохранители. От дороги к «зеленке» уже потянулись первые нити трассеров.

А на дороге царствовала смерть. Командирский БРДМ, чудом уцелевший при первом залпе, пытался объехать вставший поперек дороги «ЗИЛ». Кабина, развороченная взрывом гранатомета, чадила, заволакивая дымом все вокруг, и БРДМ слепо тыкался в него, пытаясь нащупать проезд.

— Что он делает? — буквально орал ротный.

— Сотый! Сотый, все из брони! Сожгут же сейчас всех. Сотый, покиньте броню!

БРДМ вновь сдал назад и выкатился из дыма. И здесь его достала первая граната. Она копьем воткнулась в движок. Ахнул взрыв, и БРДМ скрылась в черном дыму. Вторая граната ударила уже куда-то в борт.

— П…ц! — протянул ротный и, набрав воздух, во всю силу легких заорал: — Патроны беречь! Работайте подствольниками по ближним скатам. «Граники» где-то там!

— Серега, машину загони за «КамАЗ». Прикройся им.

— Петруха, обработай густой холм справа! Видишь, где три дерева торчат над «зеленкой».

Послушная воле командира бээмпэшка взревела и поползла к «КамАЗу», что чадил метрах в двадцати. Башня круто развернулась вокруг оси, и короткими оглушительными очередями заработала пушка БМП. Прикрываясь от пуль броней, засеменил за ней десант. У «КамАЗа» бээмпэшка круто развернулась, выставив из-за автомобиля «скулу» движка и ствол орудия.

— Гена, жгут и промедол!

У кабины «КамАЗа», привалившись спиной к колесу, хрипел водитель. Близким взрывом выбило стекло, и его осколки иссекли лицо, шею, руки, обратив его в чудовищную кровавую куклу. Впереди, на дороге, лежал сбитый взрывом сержант из головной машины. Утром он все искал сигарету, жалуясь на тяжкое похмелье после чьего-то дня рождения. Теперь его можно было узнать лишь по обрывкам милицейского «разгрузника», чудом сохранившегося на изорванном безголовом туловище, которое медленно оплывало лужей черной крови.

Ахали взрывы, визжали, свистели, шипели пули, трещали очереди, колонна огрызалась, колонна не хотела умирать, колонна дралась.

Старшина, по-звериному скалясь, методично и аккуратно забивал в подствольник гранату за гранатой. Напряженно высматривал, откуда звучал очередной выстрел, и тотчас гулким хлопком отправлял в ту сторону гранату.

Кузьмин боязливо выглядывал из-за колес «КамАЗа», навскидку бесприцельно били очередями по «зеленке». Рядом медленно разгорался «ЗИЛ-наливник», шедший за нами. Откуда-то из-за осыпи к нему, пригибаясь, побежал солдатик в шортах — обрезанных армейских штанах и в линялой камуфлированной майке. Тотчас у его ног заплясали султанчики пуль, но он, словно заговоренный, добежал до кабины, распахнул дверцу и нырнул внутрь.