Читать книгу "Я люблю время - О'Санчес"

Тем не менее, данный ограничитель, хотя и важнейший, но он не единственный. Когда я возвращаюсь в мир трясти своей околобожественой сущностью, я обязательно, рано или поздно, обнаруживаю некое противодействие, вражду – не вражду, хотя и такое не редкость – но противодействие, конкуренцию. Причем, этот противовес – не от кого-то конкретного, но складывается из общих мелких и, казалось бы, не связанных между собою противодействий…

Никакой мистики, ничего сверхъестественного в этом нет, а закономерности, как мне кажется – прощупываются. Проживая в том или ином теле, в ту или иную эпоху, я ищу себе интерес, развлечение, радость – это для меня и процесс и цель… А что такое радость, если не обретение желаемого?

А что такое обретение? Это процесс и результат перехода от неимения к обладанию. А неимение – это как раз и есть… отсутствие, препятствие, трудность, барьер. Да, да, да… Я либо искусственно создаю себе трудности, либо искусно их ищу. И обязательно нахожу – не забывайте о моих возможностях. Вот и получается, что болтаясь по вселенным, я рано или поздно обретаю эти препятствия, находя их в людях, стихиях и в попутных обстоятельствах, сиречь – в непросчитанных детерминантах… Полное счастье бесперспективно, зато недостижимо! Ура этому? Ура. Простейшая мысль, но ведь верная: удовольствие – это не только состояние блаженства и радости, но и процесс перехода к комфорту от обязательного дискомфорта. Простейшая-то она простейшая, но прочувствовал и оформил ее в слова и символы никто иной, как я, а философы разных времен, миров и народов только подхватили ее и разукрасили местными словами и орнаментами. Но я великодушен и не против.

Вспоминаю, как одна моя невеста внезапно исчезла из родительского дома, оставив меня в дураках, без всяких следов и объяснений. О, как я страдал… Я искал мою суженую полтора года, пока не нашел ее могилу за четыре тысячи километров… или миль?… от дома, в другой стране… Она связалась с неким авантюристом, польстившимся на ее второсортные фамильные драгоценности и накануне свадьбы сбежала с ним. Тот нехороший тип попользовал ее младость, пресытившись – уморил, а ценности присвоил… Мне было несказанно приятно, что я сумел найти и восстановить ход событий сам, без помощи «спецсредств». (ВОТ! ВОТ ОПЯТЬ ОН – проклятый философский вопрос: где мое чистое Я, а где внешние примочки к нему? Почему я всегда так радуюсь, получая результат при помощи человеческих, то есть – предельно минимальных возможностей?) Понадобились, правда, деньги на расходы, помощники из местных людей, свободное время – ну, этого добра у меня в изобилии… Дурочка какая… Ведь я дал бы ей неизмеримо больше, чем она надеялась получить от того альфонса – и в смысле любви, и материально… Через некоторое время, после того, как семейная жизнь наскучила бы мне, она осталась бы сравнительно молодой вдовой, с недвижимостью, деньгами, мехами, драгоценностями, положением в обществе и жила бы долго и счастливо, покупая себе все, что смертный в силах добыть с помощью денег, включая и новых мужей любого возраста. Совершенно не могу вспомнить – что стало с тем предприимчивым господином? Посмотреть во всех подробностях, как оно было – нетрудно, только бровью повести, но мне бывает приятно копаться в завалах воспоминаний, словно Скупому рыцарю в подвале, среди доверху набитых сундуков… Лично ли я запытал его огнем и дыбой, добиваясь мучений и правдивого рассказа? Или просто читал протокол полицейских допросов? Нет, забыл, потом вспомню.

Есть, есть и для меня противовесы в мирах, и не всегда я хочу разбираться – сам ли себе поперек становлюсь, либо действительно существуют независимые силы помимо нас со Смертью?

Мой сосед по лестничной площадке – матерая глыба и преизрядный оригинал: опять спит под дверью, на каменном полу. Я просто высоко перешагиваю через его живот, дважды поворачиваю ключ в замке и открываю дверь ровно настолько, чтобы протиснуться внутрь, не побеспокоив пенсионера на заслуженном отдыхе. У того остались две основных проблемы в жизни: алкоголизм и косность мышления. Трезвый – он еще как-то способен с полудюжины попыток сунуть ключ в дверь на необходимую глубину требуемой стороной вверх и провернуть в правильную сторону, пьяный – не способен. Пьян он ежедневно – видимо, пенсия позволяет, а организм уже не возражает. Приди я получасом раньше – не миновать мне роли духа-спасителя, отворяющего Аладдину заветный Сезам. О, замычал и вроде бы здоровается, скотина… Нет, нет, не смею вам мешать, сударь…

Сначала какао! Хотя… Да, какао подождет, сначала принесу жертву богине Гигиене: приму ванну.

Ванна – мой ежедневный языческий ритуал, даже более важный, чем употребление какао. Иногда я разворачиваю ее в настоящий бассейн со всякими там чудесными наворотами, вроде шипучей воды с волнами, песчаного пляжика, серебряных летающих колокольчиков, дрессированных золотых пираний, размером с акулу, усовершенствованных кое в чем русалок… Но это исключительно для гостей, а стало быть, весьма редко. Сам я почти пресытился всей этой грандиозой-чепушиной и с удовольствием лежу в обычной чугунной, эмалированной – зато часами. Этакий сибарит-минималист, собственноручно омывающий чресла и иные стати. Чтобы удовольствие было полнее, я для начала забираюсь в ванну, на четверть заполненную холодной водой, ледяной даже, вплоть до того, что когда плюхаюсь – проламываю спиной и задницей корочки льда. Ух-х-х, хорошо… если недолго… Потом приказываю литься горячей, а сам лежу-дрожу, в ожидании ежедневного чуда. И оно приходит: первые теплые потоки пришли на помощь, потекли вдоль ног, вот уже уперлись под бока – и сердце чуточку разжалось, и диафрагма разрешила вдохнуть поглубже и… И тепло-о-о… Как мало человеку надо, чтобы мимолетно возрадоваться! Всего лишь вернуть отнятое. Средство временное, краткодействующее, но – верное. Порадуется своему, привыкнет и тут же чужое захочет – найти, а хотя бы и отнять… Так думаю я, не забывая, однако, о том, что у меня, в моем доме, горячая вода имеется всегда, вне зависимости от хитростей отопительного сезона, и что в любом ее виде – горячем или холодном – качества она такого, что ни один маньяк-ипохондрик не придерется, хоть пей ее ковшами, некипяченую, и что температура любой из вод зависит только от моего желания и самый состав воды – тоже. И что никому не под силу у меня все это экспроприировать.

Тепло блаженное, поначалу робкое, пошло, пошло, пошло… Теперь можно и подумать о текущем и грядущем, а то в холодной как-то так не мыслится, ни одной, что называется, продуктивной креативинки под череп не заходит… «Креативинки»? Это ответвления от модного слово креативность, креативщик. Креативщик – это плодоносок, субъект, способный приносить мыслительные плоды на алтарь самых разных, но конкретных человеческих дел. А глупец – это мыслитель-неудачник.

Тот «парень», Андрюша Ложкин, чья подпись нам так вдруг оказалась необходима, упал откуда-то очень свысока и расшибся в кляксу, пейзаж на судэкспертфото получился просто ужасный. При жизни он выглядел весьма неплохо, лет под сорок, по паспорту же – постарше. После трагического приземления он уже никак не выглядел, по крайней мере лицом, но – по одежде, документам, армейской татуировке-орнаменту на предплечье – опознали четко и безошибочно. С кем не бывает, – дело-то, как говаривал гнусный летающий домжина Карлссон, житейское… Однако есть в этой истории несколько пикантных нюансов, часть из которых нам поведал Арсений Игоревич, а часть я и сам вызнал, помимо шефа.