Читать книгу "Принцесса Анита и ее возлюбленный - Анатолий Афанасьев"

Но не спрашивала. Что толку? Если он человек, то обидится, а если чудовище, все равно не признается, лишь посмеется над ней.

…Ее грустные мысли прервали два добрых молодца, которые незаметно подошли и уселись рядом с ней на камушки. В руках каждого, разумеется, по бутылке пива. Примета времени. В России многое ее удивляло, в том числе реклама на телевидении, сорвавшаяся со всех тормозов. Ни в одной стране Европы она не видела ничего более примитивного и отвратительного. Какая-то смердящая, агрессивная бездуховность, упоенная собой. Смысл жизни лишь в том, чтобы подобрать непромокаемую прокладку и… Что мы делаем, когда собираемся вместе? Пьем пиво. Точка. Абсолютный тупик. И вот результат. Она же не слепая. Молодые люди и их подружки все поголовно сделались пивными сосунами. Если случайно встретишь на улице юношу без пивной бутылки, так и знай, он мчится в магазин, чтобы поскорее стать вровень с мировой цивилизацией, какой ее показывают на голубом экране.

— Красивая девушка одна лежит, — грустно заметил один из амбалов.

Его товарищ высказал напрашивающееся предположение:

— Может, хочет выпить, а не с кем.

— Мальчики, я не по этой части, — предупредила Анита. — Проваливайте, пожалуйста.

Молодцы оживились.

— Иностранная телка, — с удовлетворением отметил первый. — Подфартило нам, Гена. Давно я не общался с культурными женщинами. Откуда будешь, сеньорита?

Анита привычно огорчилась, что ее акцент так сразу заметен. Как и отец, она полагала, что говорит по-русски как русская, но в России эта иллюзия быстро развеялась.

Начала собираться. Влезла в голубой, со звездами сарафан, скатала матрасик, на котором лежала, и уложила в спортивную сумку. Парень прикоснулся к ее щиколотке.

— Не спеши, девушка, давай сперва познакомимся. Меня зовут Валера, а этого фраера — Гена. Мы в «Голубом заливе» кантуемся.

— Хорошо, буду знать, — улыбнулась Анита.

— А ты где?

— Я в «Кукушке».

— О, клевый притончик. Ну что, давай где-нибудь вечерком пересечемся, вместе оттянемся?

— Что значит «оттянемся»?

Молодцы многозначительно переглянулись. Тот, который Гена, красноречиво покрутил пальцем у виска.

— Пивка попьем, попляшем, травки покурим. Надеюсь, ты не против?

— Не против, конечно, — сказала Анита, — но времени нет.

Потянулась по каменистой тропке — и парни подхватились за ней. В стороне мелькнула добродушная физиономия Гоши-телохранителя. Вид у него был озадаченный. Анита сделала знак: помощь не требуется.

— Мальчики, — попросила, — не ходите за мной, пожалуйста. Оттягивайтесь сами по себе.

— Не понял. — Валера загородил ей дорогу. — Мы тебе что, с Геной не глянулись?

— Что вы! Каждая девушка мечтает о таких кавалерах. Но у меня правда нет свободного времени.

— По вызовам работаешь?

— Как придется. Иногда по вызовам, иногда по велению души.

Она попыталась обойти парней по обочине, но Валера ловко поймал ее в объятия, крепко прижал к себе.

— Чувствуешь?

— Чувствую. Отпусти, — встретилась глазами с молодым недоумком и с удивлением увидела радужно-бутылочное отражение.

— У Генки еще больше. Проведем вечерок, будет что вспомнить.

Она не успела ответить. Подоспевший Гоша сзади нанес ухажеру два мощных удара по почкам, тот разжал объятия и, охнув, опустился на колени. Его товарища Гоша пнул ногой с такой силой, что тот кубарем покатился по склону.

— Ну, прикол, — изумленно прогудел снизу Валера. — Обидно в натуре. Так надо было сказать. Мы люди с понятием.

Анита пожурила телохранителя:

— Зачем ты так, Гоша? Они совершенно безобидные.

— Инструкция у нас, — смущенно отозвался опер.

— Ладно, я побежала, опаздываю.

Сверху оглянулась. Гоша помогал подняться поверженному кавалеру. Тот испуганно отбрыкивался.

Музыкальный центр в Ялте — белое здание с колоннами, окруженное кипарисами и голубыми елями. Внутри — просторный холл, ресторан, концертный зал на триста человек с прекрасной акустикой… Они сидели в крохотной гримерной, и Аниту уже начал бить обычный перед выходом на сцену нервный колотун. А тут еще Софья Борисовна зудела не переставая. С той самой минуты, как Анита появилась в гостинице с опозданием на час.

— Как же так можно? — Софья Борисовна натурально воздела руки к небу. — Что за поразительная безответственность? Может быть, принцесса думает, что она в Альпах или на Лазурном берегу? Нет, девочка, мы в дикой, нищей России, где человеческая жизнь стоит дешевле, чем бутерброд в Макдоналдсе. Здесь тебя могут изнасиловать. Разрезать на куски, похитить и убить среди бела дня на шумной улице — и никто, никто, ни одна сволочь не заступится.

— Милая Софи, вы об этом уже говорили. Пять минут назад.

— Ничего что говорила, и еще скажу. Кстати, я всерьез подумываю, не сообщить ли о твоем поведении графу?

Анита высокомерно вскинула брови.

— Вы этого не сделаете.

— Еще как сделаю. А что остается? Я прикрыла тебя в Москве, когда ты неизвестно где шаталась половину ночи, и очень жалею.

— Софи, дорогая, — подольстилась Анита, — но ведь я не одна. Меня повсюду сопровождают Гоша с Алешей. Чуть ли не ходят со мной в туалет.

— Вот именно! — воскликнула наставница, закатив черные бархатные глаза, в которых посверкивали желтые коньячные искры. — Вот именно, принцесса. Их-то я опасаюсь больше всего. Такие же русские бандиты, как все остальные. Я уважаю Станислава Ильича, это достойнейший господин, интеллигент, но, честное слово, поражаюсь, не понимаю, что у него было в голове, когда приставил к тебе двух головорезов.

— Интересная мысль, — согласилась Анита. — А вдруг я ему надоела, и он хочет избавиться от меня?

— Ты шутишь, а такое вполне возможно, — холодно отрезала наставница.

— Но вы только что сказали: интеллигент.

— Из интеллигентов, моя девочка, в России получаются самые отъявленные мошенники и проходимцы. Такая уж это страна. Я прожила здесь пятнадцать лет и насмотрелась такого, что не дай господи тебе увидеть… Кстати, если Станислав Ильич еще не решил, как с тобой быть, то когда узнает, какая ты гулена…

— Ему вы тоже скажете?

Софья Борисовна задумалась и машинально потянулась к коньячной склянке.

— Нет, не скажу. Это было бы непорядочно.

Анита испугалась, что сейчас наставница усядется на любимого конька, пустится в рассуждения о разнице между добром и злом, о грехе и добродетели, тогда ее вообще не остановишь, и взмолилась:

— Софи, я боюсь!