Читать книгу "Огненные времена - Джинн Калогридис"

Вдали раздался раскат грома. Прохладный влажный ветер хлопал деревянными ставнями по глиняным стенам. Но эти звуки вскоре были заглушены криками роженицы.

И все же повитуха отвлеклась от нее и обернулась на открытую дверь: она уже знала, что там стоит ее сын в пропитанной потом рубахе, усыпанной соринками от зерен и колосков.

Пьетро стоял с серпом в руках и не решался войти. В глазах его была крайняя изможденность. Анна Магдалена тут же вспомнила: у его тезки-отца были точно такие же вечно усталые глаза. Крестьянин должен был тянуть двойное ярмо, трудясь и на арендованных полях, и на огромных полях сеньора. Такая жизнь забирала у мужчины всю силу, мало что оставляя для семьи.

От отца у него были глаза, а от матери – внутреннее зрение. Но с тех пор как Пьетро вырос и стал работать вместе с отцом в поле, его интерес к старинной мудрости ослаб. Анна Магдалена не настаивала: ему было суждено не пользоваться своим даром, а передать его своему единственному ребенку.

Анна Магдалена устало улыбнулась, приветствуя сына. Тот вошел, положил серп и освободился от грязных сабо.

– С Катрин все хорошо. Твой ребенок сейчас родится.

Тут лицо Пьетро осветилось такой яркой улыбкой, что у Анны Магдалены перехватило дыхание. Так всегда бывало с ее сыном. Обычно он был так угрюм, что она и представить себе не могла, о чем он думает. И вдруг его лицо озаряла улыбка, словно утреннее солнышко появлялось на вершине серой горы, и у нее даже голова кружилась от этой улыбки. Он подошел к жене, протянул руку:

– Катрин, это правда? Неужели у нас наконец будет сын?

– Не знаю! – простонала она. – Это ужасно, ужасно… Я так устала, что просто умираю…

Она стиснула зубы, и лицо ее исказилось от усилия сдержать крик.

Он присел на корточки рядом с ней.

– Ох, Катрин! Пожалуйста, вопи сколько хочешь. Мне куда тяжелее видеть, как ты храбришься.

В ответ она издала столь мощный и яростный крик, что Пьетро даже отпрянул, пораженный.

Анна Магдалена направилась к очагу и положила ему целую тарелку рагу из капусты и лука-порея, а также, по особому случаю, кусок цыпленка: он заслужил, чтобы у него в животе оказалось немного мяса, – как и Катрин, после того как она разрешится от бремени. Пьетро сел за стол и подождал, пока мать подаст ему рагу с ломтем ржаного хлеба. От погасшего очага еще шло тепло, но прохладный ветерок уже проникал в открытые окна и дверь, развеивая последний дымок. Вместе с ветром пришла темнота, а потом и раскат грома, от которого Катрин дернула головой, как испуганная лань.

Анна Магдалена засветила масляную лампаду и поднесла ее к родильному креслу, где аккуратно поставила на пол, чтобы как следует видеть ребенка, когда он появится, И при этом достаточно далеко от Катрин, чтобы та в потугах ненароком ее не задела. Словно получив сигнал, Катрин начала тужиться. Пьетро, с тревогой и болью во взгляде, поднялся, подхватил тарелку и со словами: «Поем-ка я на улице» вышел в прохладную тьму и сел там.

Анна Магдалена опустилась на колени и заботливыми, ловкими пальцами еще раз проверила положение младенца. Оно было таким, как полагается, и пуповина была достаточно далеко от шеи.

– Дочка, я вижу головку! Все хорошо. Теперь собери все оставшиеся силы и вытолкни младенца наружу!

В тот момент, когда она говорила это, сильный порыв ветра ворвался в домишко, хлопнув ставнями. Анну Магдалену пронзила дрожь – не от холода, а от того зла, что оседлало ветер.

«Диана, бона дэа, защити младенца», – тут же взмолилась она и мысленно усилила невидимую ограду, опоясывавшую дом.

Но было уже слишком поздно. Что-то – воля, сознание, нечистая сила – успело ворваться в дом и усесться неподалеку. Пожилая женщина ощутила его присутствие так же реально, как и то, что ветер осушил пот на ее лице и руках. Но где это? И что это?

Не успела Анна Магдалена мысленно задать себе эти вопросы, как Катрин подняла глаза, и, когда в них отразился свет масляной лампы, они засветились тем зловещим желто-зеленым цветом, какой бывает у волка, наткнувшегося на ночной костер.

Анна Магдалена затаила дыхание.

«Это всего лишь глаза невестки, сузившиеся от боли», – уверяла она себя.

И все же здесь поселился еще один дух – отвратительный и ужасный.

Было невероятно, что он смог преодолеть все расставленные ею преграды, молитвы и заклятия и пройти за круговую защиту, окружающую дом. И все же он был здесь – злобный и наглый.

– Убирайся прочь! – приказала Анна Магдалена с чувством праведного гнева с такой силой, что у нее сорвался голос.

Злобное сияние в глазах Катрин мгновенно сменилось невинным удивлением и страданием.

– Что? – простонала девушка, и Анна Магдалена ласково ответила ей:

– Ничего, доченька. Тужься.

И сжала ее маленькие бледные ладошки своими – большими и смуглыми.

Издавая низкие, утробные звуки, Катрин так вцепилась в пальцы Анны Магдалены, что у той чуть кости не затрещали, и начала тужиться. Темечко младенца было уже хорошо видно, но вдруг Катрин перестала тужиться и взвыла:

– Не могу, не могу! Матерь Божья, помоги мне!

– Она слышит, она поможет, – быстро ответила Анна Магдалена, думая только о ребенке, который вот-вот должен был сделать свой первый вдох. – Тебе осталось потужиться всего один разок. Один разок, доченька.

И она снова взяла Катрин за руки.

– Я тебе не доченька! – вдруг как безумная закричала Катрин, и ее черты исказились. Оскал стал совершенно звериным, а глаза – узкими, дикими. – Это ты во всем виновата, старая ведьма! Ты знала, что я слишком слаба, что от этого я умру, и все же давала мне всякие зелья и опутывала меня всякими чарами, лишь бы ребенок остался во мне! Этот ребенок нужен тебе для твоих собственных нечестивых целей!

И она оттолкнула руки Анны Магдалены с такой поразительной силой, что пожилая женщина, все еще стоявшая на коленях, потеряла равновесие и тяжело рухнула на бок.

– Лампа! – с ужасом сообразила Анна Магдалена. И в то же мгновение отчаянно попыталась рвануться в сторону, но было уже поздно…

Плечом она задела лампаду, и та перевернулась, так что ароматное оливковое масло тут же вытекло на пол ручейком жидкого огня и подмочило ее черную юбку. С бьющимся сердцем Анна Магдалена с ужасом смотрела, как огонь пожирает ее подол и бежит к родильному креслу из сена, к соломенному гнездышку под ним, готовому принять ребенка.

Топая ногами, хлопая руками по ползущему огню, Катрин непрерывно кричала – от страха ли, от ярости или от боли, Анна Магдалена не смогла бы сказать наверняка, и к тому же ей было не до того – она каталась по земле, пытаясь сбить пламя, уничтожившее уже половину ее вдовьей юбки и взявшееся уже за нижнюю рубаху.