Читать книгу "Танцы на льду - Андрей Кивинов"

Я вновь обращаюсь к Щеглову:

— Валь, а Михалыч не душный мужик?

— Михалыч — опер по натуре. Если местным бандюгам и ворюгам кого и следует опасаться, так не бравых генералов и полковников в папахах, по телеку кричащих, а Михалыча.

— Мне все ж кажется, что он душноват. Вон с этим стеклом хотя бы…

— Михалыча понять можно. Положение обязывает. Попробуй и показатели добыть, и авторитет удержать. У него самая сволочная должность. В смысле, неблагодарная. А на показателях у нас все помешаны, не только Михалыч. В нутро въелось, в кровь. Вроде как инстинкт. Год назад, как раз под праздник, на Деде Морозе «палку» ухитрились срубить.

— Как это?

— Ну, шел себе дедушка с мешком подарков, шел-качался. Больше нормы напоздравлялся, борода на непотребное место сползла, аж неприлично. Наши постовые из самых человечных побуждений отвели Деда в отдел, чтобы не упал где-нибудь да не замерз спьяну. Конфуз ведь полный — Дед Мороз и вдруг замерз!

Привели, короче, посадили оттаивать и трезветь. Михалыч в вечер работал, в дежурку заглянул. А это что за чудо в бороде? Дед Мороз. А в мешочке что? Подарки, наверное. Проверяли? Нет. Проверьте. Проверили. Нашли пару бутылок коньяка и три самопальные хлопушки, сделанные из круглых батареек. Разбудили Деда. Это что такое, мужик? Да хлопушки, ребята. Сам сделал — фейерверк для детей хотел устроить. Я бывший пиротехник — это сейчас Дедом Морозом кормлюсь.

Михалыч не клюнул, старый волк. Проверим, что там за фейерверк. Для начала составьте-ка, мужики, акт изъятия, потом отправьте хлопушки на экспертизу, а пиротехник у нас пока посидит. В камере. Картина была — полный угар.

На следующий день эксперт звонит. Так и так, представленные на экспертизу предметы признаны боеприпасами кустарного производства, могущими применяться для поражения живой силы. Тротиловый эквивалент не установлен, но ларек кооперативный такая хлопушка запросто разнесет. Хороший фейерверк.

Повезло, что пиротехник при детях не успел ни одной штучки рвануть. Получил дедушка год исправительных работ по двести восемнадцатой с выплатой десяти процентов государству. За изготовление боеприпасов больше полагается, но с учетом личности и обстоятельств подрывник отделался процентами. Как раз сейчас кончит срок мотать. А теперь прикинь — не сунься Михалыч в мешок? Детей бы покалечило. А почему сунулся? Так что «палки» иногда тоже помогают. Они мобилизуют. А тебе с этим стеклом сам Бог велел.

Я тупо смотрю на свой отказник.

Валька едко косит глаз:

— Про этот «отказничок» ты не шибко распространяйся. Не строй из себя героя. Любит молодежь по неопытности покичиться. Не знает, что завтра прилетит очередная комплексная проверка, нагрянет к этой Пушкиной-Лермонтовой и поинтересуется, где же она нашла свои колечки. Ты теперь у Пушкиной тоже на крючке… И даже не у нее. У системы. Ничем не сломать, никакими реформами… А кто вдруг поперек встанет, самого же вот этими отказниками и замордуют. Да ладно, не переживай, а то совсем скис. Не все так плохо. Без нас все равно не обойтись. Кто бандюгов ловить будет? Генералы да проверяющие, что ли? Мы-то без них переживем, а они — без нас?… Иди, пиши адресную программу.

— Да, Валь, а где мне ее взять? Я территорию еще плохо знаю.

— Ну, это уж совсем элементарно. У Маркова в сейфе гроссбух есть с подучетным элементом. Красного цвета, толстый такой журнал. Вот из него и выпиши десяток адресов. Не ошибешься…

Я сижу на небольшой кухне квартиры Ирины Рябининой и грею замерзшие руки о плоскую паровую батарею. Сегодня ужасный холод. Батарея чуть теплая, оттаиваю я медленно. Сам виноват. Проспал и второпях забыл дома перчатки. Маникюр на таком морозе сходит мгновенно — это очень кстати, что я его никогда не делаю. Ладно, ладно, уж и потрепаться нельзя. Может, автору платят построчно!

Перед ощупыванием батареи я задал сидящей напротив матери Ирины пару вопросов и теперь внимательно выслушиваю ответы.

— Я никогда не поверю в то, что Ирочка была так сильно пьяна. В жизни она, конечно, выпивала, шампанское там, легкое вино. Дни рождения, Новый год.

— Экспертиза — штука точная.

— Не знаю… С чего бы ей напиваться? У нее только все наладилось. Работа, личная жизнь. С первым мужем она и не жила почти. Подонком оказался. Развелись через два месяца после свадьбы. У нее диплом на носу, госэкзамены, а тут такое. Ничего, выдержала. Институт закончила. Распределения сейчас нет, работу трудно найти. Покрутилась с месяц там-сям, а потом вот — страховая компания. И сразу управляющим. Представляете, какая удача?

— Это удивляет. На такую должность первого встречного не возьмут.

— Конечно, конечно. Кажется, ей помогла какая-то сокурсница с института.

— Надо ж! Кто б мне помог стать начальником ГУВД? Собчака прошу-прошу, а он — молод, Юра, молод, пойми. Зарабатывала Ирина хорошо?

— Да, очень хорошо. Мы и не мечтали о таком.

— А личная жизнь?

— Вы знаете, Ирочка почему-то считала, что с первым мужем у нее не получилось из-за меня. Я, мол, между ними встала. Хотя никак я им не мешала, никак. Это она чтоб себя как-то успокоить… Я ее понимала.

Мать выдержала паузу.

— Ну, и после этого со мной никаких разговоров о мужчинах. Боялась, что я снова сглажу. Но кто-то у нее был. Не так давно появился. Где-то в августе. Я сама почувствовала. Цветы, духи дорогие, да и ожила девочка, Ирочка моя. Сама, правда, ничего не говорила. Кстати, я, когда вещи ее разбирала, нашла кое-что. Пойдемте.

Я отлепил руки от батареи и направился следом за матерью.

Зайдя в небольшую, аккуратно прибранную комнату, она выдвинула ящичек зеркального бюро.

— Вот, смотрите. Наверное, Ирочка купила это в подарок к Новому году.

Женщина протянула мне прозрачную коробочку. В ней лежала изящная и несомненно дорогая заколка для галстука.

— И еще. Это она, наверное, раньше подарила.

Я увидел рекламную открыточку мужской туалетной воды «Пако рабанне», утверждающую, что это лучшее изобретение французских парфюмеров за последние четыреста лет.

— Скажите, фамилия Блюминг вам ничего не говорит? Аркадий Андреевич?

— Нет, никогда не слышала.

Ага, тайная любовь. Сопли в томате. Знаю я эти штучки. Сам не так давно занимался. Чья только идея сделать ее тайной? Блюминга или Рябининой? А может, совместная? Оптовая? Давай, дорогой-дорогая, любить тайно. Чтоб другие не завидовали и не разбили нашего хрупкого счастья. Да хранит Господь нашу любовь!

Блюмингу-то было что скрывать. Человек женатый, занимает серьезную должность. А Ирочке? Чтобы не сглазили? Чепуха. А все-таки скрывала. Интересно, а она сама-то знала, что Акакий Андреевич немножко женат? Вот уж вряд ли. Чего ради ему тогда «Пако рабанне» и заколки дарить? Обычному любовнику вообще ничего дарить не полагается, кроме, собственно, самое себя. Пусть он, жеребец, дарит.