Читать книгу "Мико - Гейл Линдс"

Перед воротами храма Сансёдзи он отдал конфету старику, со спиной, тонкой и согнутой, как ствол дерева на сильном ветру. Старик в узкополой шляпе поблагодарил его кивком, но даже не улыбнулся.

Николас вошел в храм с высоким сводчатым потолком и холодным каменным полом; здесь видения и отголоски прошлого, казалось, исходили из полумрака, наполненного запахом ароматических палочек, напоминая ему обо всем, чего он и сам не смел забыть.

Выйдя обратно в сверкающую ночь ситамати — нижней части города, Николас снова увидел старика, обхватившего рукой толстый медный край чаши, в которой жгли благовония.

С Николаса уже довольно было старой Японии и сонма воспоминаний, всколыхнувшихся в нем. Ему хотелось ярких огней нового Токио, только что отстроенных небоскребов, еще пахнущих краской, он жаждал затеряться в толпе молодых японцев, таких модных и шикарных в своих просторных пиджаках, свободных рубашках и брюках с высоким поясом. Спустившись в метро, он проехал девять станций по линии Гиндза, перешел на линию Хибия и быстро доехал до Роппонги. Выйдя на воздух, он свернул на запад в сторону Сибуя. В здании Исибаси стеклянный лифт поднял его на самый верхний этаж; через металлические двери он вошел в “Дзян-Дзян”. Сквозь огромные окна, выходящие на юго-восток, было видно залитое светом здание советского посольства.

Воздух колыхался, как живой, сотрясаемый аккордами “Йеллоу мэджик оркестра” и английской группы “Джапан”. Было уже далеко за полночь, а здесь все гремело и переливалось в синих клубах сигаретного дыма. Мощные прожекторы били лучами с высокого потолка по качающейся деревянной танцплощадке, превращая ее в волнистую тигриную шкуру.

Вокруг центральной площадки тремя рядами стояли прозрачные пластиковые столы, окруженные синими велюровыми банкетками. Официантки быстро и ловко пробирались сквозь толпу. Движение, жар, звук обрушивались на присутствующих сокрушающими волнами. Энергия современной жизни!

Она пронизывала Николаса, когда он протискивался сквозь ритмично колышущуюся толпу. Глаза его блуждали в море юных накрашенных лиц, натыкаясь на смех, возбуждение, замечая модно причесанные головки, склоненные на плечи парней, руки, обнимающие талии и бедра, извивающиеся тела дервишей ночи, завороженных музыкальными ритмами, распаленных алкоголем и запретными наркотиками, а над всем этим — пьянящее чувство вечной молодости. Смерти не было здесь места, и, приди она, ее бы оставили за порогом.

На какой-то миг Николас удивился самому себе — что, собственно, он здесь ищет. Он подумал, о Жюстин, зная, что ее здесь ему не найти.

* * *

Заметив Николаса, идущего по залу, Акико Офуда быстро спряталась в тень. Сердце ее лихорадочно забилось. Почему Николас появился тут? Неужели ему что-то известно? Может ли быть такое?

“Нет, — подумала она, успокаивая себя. — Еще слишком рано. Это, конечно же, простое совпадение. Шутка богов”. Она поднялась со своего места и медленно пошла вдоль залитой светом танцплощадки.

Она не теряла Николаса из виду, наблюдая за ним незаметно, но внимательно. Она рассматривала его жесткое, угловатое лицо, в котором не было ничего от классической красоты. Оно было слишком странным и необычным. Продолговатые, вытянутые к вискам карие глаза выдавали восточную кровь, как и характерные скулы. Но мощная англосаксонская нижняя челюсть была явно западного происхождения — наследство, доставшееся от отца.

Широкоплечий брюнет с узкими бедрами танцора и мощными мускулистыми ногами серьезного атлета.

Акико захотелось раздеть его донага, чтобы насладиться этим переплетением могучих мышц. Она и сама толком не знала, чего хотела. Столько противоречивых чувств, борющихся друг с другом, переполняло ее.

Как она ненавидела Николаса! Ее поражала сила этой ненависти. Непредвиденная встреча обнажила весь спектр эмоций, так долго скрываемых Акико. Она дрожала от ярости, несмотря на то, что ее глаза наслаждались его движениями, исполненными мощи, заметной даже с такого расстояния, — в повороте головы, в плавной походке, в точных движениях плеч и рук. Все говорило о чрезвычайной опасности, тугой пружиной свернутой внутри этого человека.

Но, следуя за ним на определенном расстоянии, она ощутила странный, зарождающийся в ней восторг; мелькнула мысль:

“Какая же выдающаяся карма должна быть у меня, если я получила такое преимущество перед ним с самого начала!” Сердце ее громко стучало, пока глаза впитывали силу Николаса, мощь его духа. Как же она ждала момента, когда впервые лицом к лицу встретит его! Невольно ее пальцы дотронулись до щеки, легко поглаживая упругую кожу. У нее едва не закружилась голова от сладостного предвкушения, хотя ее воля и стремилась оттянуть этот момент как можно дальше. После столь долгого ожидания Акико не хотела скорой развязки, и, конечно, это не должно было случиться раньше назначенного времени.

О да, это было гениально — предложить Сато пригласить гайдзинов на свадьбу! “Особенно этого Линнера, — шептала она своему будущему мужу в вечерней полутьме. — Мы же все знаем историю его семьи. Подумай только, какое лицо ты приобретешь, пригласив Линнера на столь важное событие!”

“Да, да, Николас, — пела она про себя, следуя за ним, — скоро наступит минута, когда я посмотрю тебе прямо в глаза и увижу, как твоя сила разлетается серым пеплом по ветру”.

Она шла как пьяная, горло перехватывало, мускулы на бедрах подрагивали с каждым ударом сердца, ее неодолимо тянуло к нему. Но она использовала все свое самообладание, чтобы не разрушить в одночасье то, над чем трудилась так долго.

Акико прекратила преследование, пошла быстрее, игнорируя похотливые взгляды мужчин и зависть женщин — она привыкла к этому. Пора было забирать Ёко, Сато уже возвращается домой с поля битвы.

* * *

Акико искоса поглядывала на Ёко, когда они быстро ехали через центр Токио. “Она чудесное создание, — подумала Акико. — Мой выбор правилен”. Она нашла Ёко несколько недель назад и, когда убедилась в правильности выбора, поговорила с ней. Так началась, как считала Акико, странная дружба этих двух ночных птиц.

Акико однажды спросила Ёко, чем та занимается днем. “А... Пришла — ушла. Я — торговый агент, — беззаботно ответила она. — Доставляю на дом парфюмерию, косметику. В остальное время смотрю телевизор. Не только спектакли, но и учебные программы, изучаю каллиграфию, составление букетов, даже чайную церемонию”.

В стране, где девяносто три процента населения смотрят телевизор по меньшей мере раз в день, это, наверное, не было удивительно. И все же Акико потрясло, что ее страна обучает своих жителей вот так, “по доверенности”. Она училась чайной церемонии у своей матери, вспомнила, как следила за ее лицом, слушала ее голос, наблюдала за узорами ее кимоно, которое двигалось здесь — так, а там — совсем иначе; пытаясь запомнить малейшие детали, потому что, как однажды сказала мать, только на них-то и обращают внимание.

Может ли изучение катодной трубки научить чему-либо подобному? Конечно, нет; отвратительно, что столько женщин обучается именно этим способом.