Читать книгу "Мозаика Парсифаля - Роберт Ладлэм"

— Двадцать один час двадцать семь минут, — произнес Бейлор. — Двадцать семь минут десятого. Всего восемь минут до отхода поезда.

— Все можно проверить. А теперь взгляните на меня и скажите, похож ли я на человека, который лжет? Как можно было устроить ловушку при таком раскладе времени, а также с учетом того, что она сошла с недавно прибывшего поезда!

— Не могу. Но если она...

— За секунду до того, как скрыться, она разговаривала с проводником. Я уверен, что смогу разыскать его.

Бейлор опять помолчал, внимательно рассматривая Хейвелока. Затем мягко сказал:

— Не беспокойтесь, я пошлю сообщение. — И после паузы добавил: — Со своими соображениями в вашу пользу. Вы не лжете, что бы вы там ни видели. Где я смогу вас найти?

— Я сам вас отыщу.

— К чему эти сложности?

— Я помню, что сказал мне Ростов в Афинах.

— Ростов? Петр Ростов? — Глаза подполковника округлились. — Пожалуй, он самый могущественный на площади Дзержинского.

— Есть более могущественные.

— Черт с ними. Что сказал Ростов?

— Что обоняние у нас специфическое и не развито до конца. Что мы ощущаем лишь запах разложения, гнили. Как представители животного мира.

— Слишком абстрактно, — раздраженно заметил Бейлор.

— Вы полагаете? А по-моему, как раз наоборот, его слова полны смысла. Будь я проклят, если ловушка на Коста-Брава не состряпана в Вашингтоне. Все улики родились в мозговом центре в стерильно-белом кабинете на последнем этаже здания государственного департамента.

— Но насколько мне известно, операцию проводили лично вы.

— Да, последнюю фазу. Я на этом настаивал.

— Следовательно, вы...

— Я действовал, исходя из предоставленных мне данных. И теперь желаю знать, почему они были мне предоставлены. Почему я увидел то, что увидел сегодня вечером?

— Если вы что-то видели...

— Она жива. И я хочу знать почему! Каким образом!

— Я все же не до конца понимаю.

— Коста-Брава предназначалась мне. Кто-то очень хотел, чтобы я ушел. Нет, не умер, а просто оставил бы дела. Спокойненько устранился и тем самым был бы избавлен от искушений, которые частенько возникают у людей моего склада.

— Искушения свести счеты? — спросил подполковник. — Я не думал, что у вас комплекс Снеппа[7].

— Я получил за время работы свою долю потрясений, и у меня, естественно, возникло множество вопросов. Кто-то пожелал похоронить все мои вопросы, и она с этим согласилась. Почему?

— У меня есть два предположения, которые я вовсе не хотел бы выдавать за истину. Допустим, вы не желаете перетерпеть ради национальных интересов несколько потрясений, — как вы понимаете, это всего лишь гипотетическое допущение, да и то в его крайней форме — имеются ведь и иные методы... устранить вопросы.

— Закопать меня? Ликвидировать?

— Я же не сказал, что обязательно убить. Вы живете не за железным занавесом. — Подполковник помолчал и добавил: — А с другой стороны, почему бы и не ликвидировать?

— Да по той простой причине, по которой не становятся жертвами странных несчастных случаев иные похожие на меня. Тех несчастных случаев, после которых специально подобранные патологоанатомы указывают какую-нибудь другую причину смерти. Система защиты встроена в самое существо нашей работы. Она называется синдромом Нюрнбергским. Потрясения, которые мы испытали, накопившиеся вопросы, как бы глубоко они ни были захоронены, могут всплыть на поверхность. Какой-нибудь безымянный адвокат, «в случае подозрений, связанных...» и т.д., извлечет запечатанный конверт из сейфа.

— Господи, и это говорите вы? Неужели дело зашло настолько далеко?

— Как ни странно, но ничего подобного я не делал. Даже не думал всерьез о такой возможности. Сейчас я просто зол. Все остальное было высказано как предположение.

— Боже, ребята, в каком же мире вам приходится жить!..

— В том же, что и вам. Только мы остаемся в нем немного дольше и зарываемся чуть глубже. И именно в силу этого я не скажу, где вы можете меня найти. Я почуял тошнотворную вонь с Потомака. — Хейвелок склонился к собеседнику и говорил низким хриплым голосом, вновь перейдя почти на шепот. — Я хорошо знаю эту девушку. Сделать то, что она сделала, ей наверняка пришлось под сильнейшим нажимом. По отношению к ней совершена какая-то гнусность. Я хочу знать — какая именно и почему.

— Предположим, — начал неторопливо Бейлор, — предположим, вы правы, хотя лично я этого не допускаю. Вы уверены, что вам все расскажут?

— Все произошло так неожиданно, — сказал Майкл, откинувшись на спинку стула. Его тело было напряжено. Говорил он таким голосом, словно пересказывал в полудреме страшный сон. — Был вторник, и мы находились в Барселоне. Мы провели там целую неделю, Вашингтон предупредил нас, что в этом секторе ожидаются какие-то события. Из Мадрида поступило сообщение о том, что курьером доставлено сверхсекретное сообщение под грифом четыре ноля. Содержание сообщения предназначалось только для одних глаз — моих, если быть точным. Мадрид не мог переслать сообщение дальше — там нет фельдъегерской службы с достаточной степенью допуска к секретным документам. Мне пришлось лететь в Мадрид в среду утром. В посольстве я расписался за проклятый стальной контейнер и открыл его в помещении, охраняемом тремя морскими пехотинцами. Там были собраны доказательства того, что она натворила: информация, которую она передавала — эти сведения она могла получить только от меня. Там же был и план операции по уничтожению. Я мог, если пожелаю, контролировать ее проведение. И я пожелал. Они прекрасно знали, что это единственный способ заставить меня поверить. В пятницу я вернулся в Барселону, а в субботу все было кончено... и я поверил. Всего пять дней и неприступные стены рухнули. Там не было звука иерихонских труб. Пятно прожектора, крики и отвратительный треск выстрелов, приглушенные шумом прибоя. Всего пять дней... так неожиданно, так быстро — как финальное крещендо. Впрочем, это был единственный способ провести операцию.

— Но вы не ответили на мой вопрос, — негромким голосом прервал его Бейлор. — Почему вы решили, что они должны вам все рассказать? Хейвелок бросил взгляд на подполковника и ответил:

— Да потому что они сейчас в панике. Дело дошло до вопроса «почему». Вопросы, потрясения... что из них окажется тем самым.

— Чем именно?

— Решение убрать меня не вызревало постепенно, подполковник. Его породило нечто совершенно неожиданное. Никого не удаляют со службы так, как меня, если увольнение является результатом постепенно накапливающихся проблем. Талант всегда представляет большую ценность. Опытный, талантливый оперативник ценен вдвойне — ему сложно подыскать равноценную замену. Проблемы пытаются устранить путем взаимных объяснений и в конце концов приходят к соглашению.