Читать книгу "Кровавый разлом - Юхан Теорин"

Иногда, правда нерегулярно, к нему заезжала Карина Вальберг, врач. Она летела по газону в накинутом поверх белого халата темном пальто, громко и требовательно стучала в дверь. Она появлялась иногда в четверг, иногда во вторник, а однажды даже в воскресенье. Какой-либо системы в ее посещениях не было, но он всегда был ей рад. Осматривала аптечку, измеряла давление, иногда брала мочу на анализ.

— И каково это, когда тебе за восемьдесят, Герлоф? — спросила Карина на этот раз.

— Каково? Неподвижно… сижу и сижу. Сегодня надо было бы пойти в церковь… Не пошел.

— Я имею в виду, как вы ощущаете свой возраст? Чисто физически?

— Можете попробовать, — усмехнулся он и поднял руку. — Заткните уши ватой, наденьте неудобные башмаки и толстые резиновые перчатки, а потом замажьте очки вазелином — и вам тоже будет восемьдесят три.

— Могу себе представить… Кстати, вы помните Вильгельма Петерссона? Он, когда узнал, что я к вам собираюсь, просил передать привет.

— Петерссон-рыбак? — Герлоф кивнул. Он прекрасно помнил Вилле, рыбака из деревни Таллерум. — Вильгельм, знаете ли, подорвался на мине во время войны. Стоял на корме, а баркас напоролся на мину носом. Он улетел метров за тридцать. Один Вилле и уцелел… И как он там?

— Хорошо, только глохнет.

— Это после полета.

Герлоф вовсе не собирался вспоминать несметное количество мин, поставленных вокруг Эланда во время войны, но все равно подумал — сколько же кораблей погибло. Он тогда работал лоцманом, проводил торговые суда в обход минных полей, но его и сейчас преследовал кошмар: его корабль подрывается на мине. Наверное, многие мины все еще лежат там, в глубине, и медленно покрываются ржавчиной и водорослями.

Он не расслышал вопроса:

— Простите?

— Я спросила: а у вас как со слухом?

— Очень хорошо, — быстро ответил Герлоф. — В основном слышу. Иногда шум в ушах, но это, наверное, ветер.

— Надо будет как-нибудь проверить… Вата в ушах — это плохо… может, стоит подумать о слуховом аппарате?

— Лучше не надо.

Герлофу вовсе не хотелось возиться с еще одним непонятным ему прибором.

— А вообще как?

— Хорошо. — Он бы ответил «хорошо», даже если бы было плохо. Герлоф очень боялся, что его опять отвезут в дом престарелых. — Странно только жить без будущего.

— Без будущего?

Он кивнул.

— Если бы я был помоложе, купил бы катер, но в моем возрасте далеко загадывать не стоит. — Ему показалось, что доктора насторожили его слова, поэтому быстро добавил: — Да это неважно. Наоборот, чувствую себя свободным.

— У вас, наверное, много воспоминаний, — улыбнулась Карин Вальберг.

— Вот именно, — сказал он, не отвечая на улыбку. — С ними-то я и общаюсь.

Она уехала. Герлоф несколько минут сидел неподвижно, потом встал и пошел в кухню — взять дневник Эллы. Общаюсь с воспоминаниями, сказал он доктору Вальберг. Красиво обозначил чтение чужого дневника.

Он никак не мог избавиться от чувства стыда, но перестать читать не мог. Если бы у Эллы было что от него скрывать, она наверняка сожгла бы дневники сама, прежде чем умереть от рака. А она оставила их в наследство Герлофу.

Он перевернул страницу.

Сегодня 3 июня 1957 года.

В Марнесе ярмарка, полно народу, и погода прекрасная. К сожалению, и осы появились.

Герлоф завтра повезет тридцать тонн известняка в Стокгольм. У девочек каникулы, они поплывут с ним.

Без Герлофа и детей пусто. Когда они были маленькими, мы каждое лето ездили на ярмарку на велосипедах, а теперь выросли, и мне без них одиноко. Я не плачу, чтобы не заболеть, но когда думаю, что до ноября, пока не кончится навигация, Герлоф почти все время будет в море… это как нож в спину.

Но все же я не совсем одна, со мной этот бесенок, маленький тролль. Он скачет на корточках в кустах, я даю ему молоко и печенье. Правда, появляется только днем, когда на улицах никого.

Наверное, для них это самое безопасное время.

13

Когда Пер выехал из дома, солнце уже стояло высоко. Он несколько раз звонил и по домашнему телефону, и по мобильнику — Джерри не отвечал. Пер начал нервничать.

Они рано пообедали. Пер объяснил Йесперу:

— Твоему деду надо помочь… Он говорил очень странно, словно не в себе. Я должен поехать и проверить, все ли у него в порядке.

— А когда вернешься?

— Вечером. Может быть, поздно, но сегодня обязательно буду дома.

Последнее, что он сделал, — перевел телефон на свой мобильник, чтобы Джерри не дергал Йеспера.

Сын сидел перед телевизором с очередной игрой, но все же оторвался на секунду и помахал Перу.

Йеспер справится. В холодильнике мясные фрикадельки, а под машину здесь попасть невозможно — машин на краю каменоломни не бывает. Пер всегда остро чувствовал ответственность за детей, но сейчас совесть его была спокойна. Никаких поводов для волнений.

Солнце сияло, как в июле. Настоящая весна… Машин на дороге было мало, так что он быстро отматывал километр за километром.

Пер проехал Боргхольм и посмотрел на часы — час дня. Через полчаса миновал мост и был уже на материке. Когда он проезжал съезд на Кальмар, в глаза ему бросился щит с красным крестом. Он тут же подумал о Нилле в холодной, бездушной больничной палате. По дороге назад надо обязательно к ней заехать.

После Нюбру дорогу обступил густой сумрачный ельник, иногда только в просветах мелькали поля и озера. Ели опять напомнили Перу Регину — как-то в такой же яркий весенний день они поехали в лес на машине.

Ничего хорошего от встречи с отцом он не ждал. Два часа до Рюда, а потом еще отвезти его в Кристианстад — тоже не меньше двух часов. Несколько часов в обществе Джерри представлялись ему вечностью.

Через два часа он, как и рассчитывал, въехал в Рюд. Солнце скрылось за неизвестно откуда взявшимися облаками, и весна сразу превратилась в позднюю осень.

Большим поселком Рюд не назовешь. Тротуары пусты. Пер остановил машину у автобусной остановки. Джерри нигде не было видно. Либо он уже сел на автобус и поехал домой, либо бродит где-то, мало что соображая.

Он достал мобильник и опять набрал номер отца.

Три сигнала, потом кто-то нажал на кнопку, но не сказал ни слова. Несколько секунд шипения, глухой звук. Потом трубку повесили.

Пер уставился на телефон. Подумав, вышел из машины и пошел к газетному киоску.

— Старик? — переспросил девушка за прилавком.

Пер кивнул:

— Семьдесят три. Широкоплечий, но не в лучшей форме. Сутулый.