Читать книгу "Испанская серенада - Дженнифер Блейк"

— Оставайтесь здесь, — приказал Рефухио.

Не дожидаясь ответа, он быстрым шагом пересек улицу и свернул в переулок. Оглядевшись, нырнул в сумрачный проход между домами. Пилар дождалась, пока он не исчез из вида, затем подозвала мать ребенка, шедшую со стадом, и передала ей младенца. Спрыгнув с повозки, Пилар последовала за Рефухио. Дом, перед которым они остановились, принадлежал ее тетке. Девушка была готова соблюдать необходимые предосторожности, но бесконечные отсрочки и препятствия могли свести с ума кого угодно. Не было видно ни стражников, ни дона Эстебана, и Пилар не могла дольше ждать. Ей хотелось как можно скорее увидеть сестру своего отца.

От первого переулка ответвлялся второй, проходящий сзади теткиного дома. На полпути в стене ограды находилась деревянная калитка, служившая входом для прислуги. Пилар увидела, что Рефухио остановился возле этой калитки, толкнул ее, и она тихо приоткрылась. Он долго стоял, прислушиваясь, затем осторожно проскользнул внутрь.

Теперь Рефухио находился в патио. Через открытую калитку Пилар были видны заросли кустарника и двор, выложенный каменными плитками. Откуда-то доносилось пение птицы — звук странный, тревожащий и необычный для этого времени года.

Пилар шагнула вперед, миновала калитку. В саду было удручающе сыро. Фонтан был мертв. Длинный бассейн, некогда ловивший его струю, был теперь стеклянно-неподвижен, словно зеркало из темного металла, тускло блестящее в сером полумраке облачного дня. Патио был пустынен.

Пилар остановилась в затененном углу, наблюдая за Рефухио. Он подошел к дому и попытался открыть заднюю дверь. Она оказалась запертой. Он отошел от двери и исчез из виду. Затем послышался звон бьющегося стекла. Пилар подождала секунду, потом пошла за ним. Высокое окно, застекленное витражом, было открыто. Она подошла к окну и, вскарабкавшись на подоконник, проникла внутрь.

Помещение, в котором она оказалась, вероятно, служило прихожей. Комната была велика и до смешного официально обставлена. Вдоль стен стояли кресла красного бархата, украшенные позолотой. Над ними висели потемневшие от времени парадные портреты. Свет, проходя через витражи, ложился на каменный пол зелеными и синими пятнами. В промозглом воздухе витал запах остывших углей, старой кожи и многовековой пыли.

Двустворчатые двери открывались в холл, из которого наверх вела лестница, терявшаяся в полумраке. Подойдя к ней, Пилар ясно услышала скрип половиц под чьими-то ногами и подумала, что это Рефухио. Она подобрала юбки и направилась к нему.

На первой площадке лестницы лежал труп. Это был немолодой слуга, возможно, мажордом ее тетки. Его застывшие глаза были широко раскрыты. Кровь из глубокой раны испачкала грубое полотно его ночной рубашки. Его убили ночью. На это указывала его одежда, а также свеча, валявшаяся ступенькой ниже.

Пилар заколебалась, боясь перешагнуть через труп и идти дальше. Мрачные предчувствия, обуревавшие ее, переросли в ужас, и холод коснулся сердца. Что здесь произошло? Где тетушка?

Снова послышались шаги наверху. Перекрестив убитого, она осторожно перешагнула через распростертое тело и, опасливо прижимаясь к стене, продолжила свой путь по лестнице.

Верхний этаж представлял собой запутанный лабиринт гостиных и спален. Пилар не могла определить, где находится Рефухио. Она собиралась позвать его, но передумала, сообразив, что нарушить царящую здесь тишину и обнаружить себя раньше времени будет по меньшей мере неразумно.

Она переходила из одной комнаты в другую и наконец подошла к дверям, украшенным более причудливым и богатым орнаментом, нежели остальные. Пройдя переднюю, она оказалась в гостиной, где была огромная печь, выложенная фландрскими изразцами, и, миновав дверь, скрытую за портьерами цвета морской волны, попала в спальню. Кровать с богато украшенными позолотой и орнаментом спинками стояла на возвышении.

На полу перед кроватью лежала служанка в шали, наброшенной поверх ночной рубашки. Ее седые волосы были растрепаны. Женщина, как и мажордом, была убита.

Тетушка Пилар сидела в постели, опираясь о высоко взбитые подушки. На коленях у нее лежала Библия. Ее ночной чепец, сшитый из лучшего алансонского кружева, был отделан розовой лентой. Кровь красной полосой опоясала ее горло. Она была зарезана. Над ней стоял Рефухио, протянув руку к мертвому лицу.

Пилар тихо и придушенно вскрикнула.

Рефухио резко обернулся. Он крепко выругался, спрыгнул с возвышения и, быстро подойдя к девушке, вывел ее из комнаты. Пилар, упираясь, схватилась за дверной косяк.

— Нет, я хочу знать. Я должна знать, она…

— Жива? Нет, разумеется. Она мертва вот уже часов десять, если не больше. Вы ничем не можете ей помочь. Я закрыл ей глаза, и это все, что мы можем сделать.

— Вы думаете, это дело рук дона Эстебана? — Она была близка к обмороку.

— По крайней мере, его наемников. — Рефухио был мрачен. — В противном случае нам придется поверить, что на стороне дона Эстебана сама судьба.

Она покачала головой, словно отвергая столь страшную действительность.

— Как он мог? Как посмел?

— Как? Да очень просто. Он считает, что его желания, его нужды и его воля — превыше всего. Кроме того, убивать ему не в новинку. — Горечь, таившаяся в его словах, не ускользнула от ее внимания.

— Я сожалею, — произнесла она. — Это должно быть для вас напоминанием…

В сумеречном свете этой комнаты с наглухо зашторенными окнами его лицо исказили боль и презрение к себе.

— Это моя неудача.

— Почему? Вы ничего не могли бы сделать.

— Мог, если бы подумал об этом. А вместо этого я мчался, преследуя химеру, невыразимо тоскуя по совершенству, которого нет в природе. Я действовал неверно с самого начала.

— Вы здесь ни при чем, — безжизненным голосом отозвалась Пилар. — Вашей вины здесь нет. Если бы я не впутала тетушку в мои дела, она была бы жива.

Он долго смотрел на нее застывшим взглядом.

— Вы хотите пожертвовать собой вместо меня или разделить мою вину? Это ни к чему не приведет. Мне нужно, чтобы какое-то чувство вело меня.

— Я думаю, ненависти для этого будет достаточно. Ни один мускул не дрогнул на его лице, но выражение несколько смягчилось.

— Да, — ответил он, — хотя существуют стимулы не менее эффективные, но более приятные. О них мы поговорим позднее. У смертного одра, особенно такого, как этот, нам не помешает быть осторожными.

Она поняла его намек.

— Я знаю, что вас здесь не должны видеть, но есть вещи, о которых я обязана позаботиться. Надо сообщить властям, послать за священником, проследить, чтобы мертвых обмыли и нарядили…

— Если вас обнаружат здесь в моем обществе, последствия будут весьма неприятны.

— Тогда вы должны уйти до того, как кто-нибудь придет. Со мной ничего не случится, уверяю вас.