Читать книгу "Кто прав? - Фёдор Фёдорович Тютчев"

няню) сказала, что вы страшно расшиблись, я уже собралась было уходить, да вот захотелось проведать вас.

— Спасибо вам, пустяки, я думаю, к завтрему пройдет.

— Ну я бы не хотела этого, хорошо бы было, если бы вы полежали недельки три-четыре.

— Почему? — удивился я.

— А для того, чтобы вы не кутили, посмотрите, вы на себя не стали похожи, я просто не узнаю вас.

Я засмеялся.

— Чему вы смеетесь?

— Мне вспомнились слова митрополита Филиппа, обращенные к Иоанну Грозному: «Не узнаю царя русского в этой одежде, не узнаю и в делах царства».

Она чуть-чуть улыбнулась:

— Вот вы всегда так, вам дело говоришь, а вы шутите. Помните, когда вы в первый раз приехали к нам юнкером, какой вы были тогда и какой вы стали теперь...

— Не хороший?! — подсказал я.

— Хуже чем не хороший...— засмеялась она.

— Знаю, барышня, сам знаю, — полушутливо, полугрустно сказал я,—но, может быть, оттого-то я теперь такой, что не могу быть таким, как был.

— Это вздор, малодушие, эка беда, что вышли из полка, жаль, конечно, но еще не все потеряно, ободритесь, а главное, бросьте вы ваших товарищей, эти знакомые — гибель ваша.

Она долго и горячо говорила. Я не слушал ее, всецело поглощенный созерцанием ее все больше и больше оживлявшегося личика. Я глядел, как разгорались ее щеки, как шевелились ее губы, открывая кончики белых зубов, я прислушивался к музыке ее голоса, не вникая в смысл произносимых слов, и чувствовал, как что-то новое поднимается у меня в душе и непонятное мне волнение охватило меня, я готов был и смеяться, и в одно и то же время плакать. Машинально дотронувшись до головы, я почувствовал, что повязка моя сползает, я хотел поправить ее, но одною рукою это было неудобно, я еще больше растормошил ее.

— Постойте, я вам завяжу как следует,— сказала Маня, поспешно развернув бинт, она с ловкостью опытного хирурга снова повязала мне голову, еще лучше, чем доктор. Когда она кончила, я здоровой рукой поймал ее руку, крепко прижал к своим губам и вдруг почувствовал, как слезы подступили мне к глазам.

— Мария Николаевна, вы — ангел, — только мог сказать я, делая сверхъестественные усилия, чтобы не расплакаться.

До позднего вечера просидели мы так, болтая и вспоминая о прежнем. Ледяная стена, разделявшая нас последние полгода, растопилась, и мы снова сделались теми друзьями, какими были в то счастливое время, когда я юнкером приезжал из N в отпуск в Петербург.

Прошла неделя, я давно уже настолько поправился, что мог выходить, но мне как-то жалко было расстаться со своею комнатой, меня не тянуло, как прежде, к моим друзьям, и я даже, к большой радости няни, просил ее, что если кто из них придет, сказать, что меня нет дома. Уступив моим неотступным просьбам, Маня согласилась остаться погостить у сестры, и мы снова, как прежде, проводили вечера втроем: я, Маня и няня, но того прежнего веселья не было. Грустная нотка слышалась во всех наших разговорах, ни я, ни няня не могли забыть, что карьера моя разбита, что вместо двадцати тысяч капитала, свободного и независимого, у меня осталось всего десять, да и те были отданы в такие малонадежные руки, что не сегодня-завтра могли пропасть. Человек, взявший устроить их, с которым я дружил с детства, который был принят в доме моей бабушки как родной, которому я доверился как брату, оказывался далеко не таким, каким мы его представляли себе, и хотя еще нельзя было утверждать, что он обманет меня, но подобные подозрения начали заползать в наши души, и я не раз уже горько и горько раскаивался в своем опрометчивом доверии.

V

— Слышали, какое ужасное убийство, на Песках? — спросил меня Владимир Иванович Красенский, муж сестры Мани, входя как-то ко мне в комнату с газетой в руках.

— Нет, а что?

— Прочтите.— И он передал мне газету, пальцем указывая, откуда читать.

«Зверское убийство.

В ночь с 20 на 21 мая в... улице Песков в доме № 00 совершено двойное убийство, ужасное по своему зверству и по той дерзости, с которой оно было произведено. Убита сама домовладелица вышеупомянутого дома, купеческая вдова Анастасия Карповна Шубкина, 63 лет, и ее единственная прислуга, крестьянка Тверской губернии, Матрена Рыбкина, 44 лет. Убийство обнаружено при следующих обстоятельствах. Каждое утро дворник дома г-жи Шубкиной приносил в квартиру своей хозяйки дров и воды. В тот день, когда было обнаружено преступленье, он, по обыкновению поднявшись с вязанкой дров во второй этаж в квартиру № 4, где жила хозяйка дома, нашел дверь в кухню запертой, тогда, думая, что кухарка спит, он стал стучаться, но ответа не последовало. Несколько удивленный подобным обстоятельством, но оставаясь при том же убеждении, что кухарка спит, дворник снес дрова другим жильцам и полчаса спустя с новой связкой опять постучался в кухню хозяйки, но опять не получил ответа. Он стал стучать сильнее, но ответа не было. Тогда, несколько встревоженный подобным странным молчанием, он стал стучать изо всей силы, настолько громко, что услышали в других квартирах и многие из жильцов вышли на лестницу, спросить, в чем дело. Дворник рассказал им причину, добавил, что подозревает тут что-то неладное. Дали знать полиции, и, когда наконец при помощи призванного слесаря, в присутствии полиции, дверь была открыта, присутствующим представилось ужасное зрелище. Посередине кухни лежала кухарка, ничком на полу, вся голова ее была буквально разбита, и из зияющей раны выползли окровавленные мозги, подле нее валялось и орудие убийства, большой медный пестик. Из кухни дверь вела в коридор, оканчивающийся спальней самой хозяйки. Когда полиция вошла туда, то нашла г-жу Шубкину полураздетую и лежащую поперек постели, со свесившимися на пол ногами. Судя по положению трупа и по отсутствию крови и по подтекам на шее и горле, она была просто задушена. Очевидно, убийца обладал большой физической силой, потому что, по заключению врача, смерть произошла почти моментально и именно в ту минуту, когда покойная хотела соскочить с постели, по всей вероятности услыхав крик в кухне, так как служанка, должно быть, была убита раньше. Никакого беспорядка в комнате не замечалось, все стояло на своем месте, следов какого-либо грабежа тоже не было. В платье убитой, лежавшем на стуле, нашли ключи, один из них подошел к сундуку, стоявшему под кроватью. Когда сундук открыли, нашли в нем какие-то тряпки,