Читать книгу "Карл Юнг. В поисках себя - Фредерик Ленуар"

понимание религиозного феномена. В его комментарии к «Тибетской книге Великого Освобождения», переведенной и отредактированной тибетологом Уолтером Эванс-Венцем, он не перестает подчеркивать связь между процессом индивидуации, который он разработал, и процессом освобождения, который пропагандируют тибетские мудрецы. Также в комментарии к знаменитой «Бардо-Тхёдол», «Тибетской книге мертвых», Юнг отмечает, что «на самом деле очевидно, что вся книга была взята из архетипических представлений о бессознательном» [10]. Акцентируя сходство между его идеями и буддистской мудростью, он также напоминает, что эта мудрость привела его к лучшему, более глубокому пониманию человеческой сущности. Так он пишет:

«Со времени своей публикации “Бардо-Тхёдол” была для меня своего рода верным компаньоном, которому я обязан не только многими предложениями и открытиями, но еще и весьма важными идеями. В отличие от “Египетской Книги мертвых”, о которой можно сказать или очень мало, или слишком много, “Бардо-Тхёдол” содержит философию, понятную человеку и говорящую с человеком, а не с богами или примитивами. Эта философия – квинтэссенция психологической буддистской критики, и поэтому ее превосходство можно назвать удивительным» [11].

Восток и Запад

Юнг утверждал, что восточная психика по природе куда более интровертна, чем экстравертна, в отличие от западной психики, повернутой к внешнему миру. Это выражается на Востоке в философии «самоосвобождения», а на христианском Западе – в вере в божественное спасение или святость Церкви. «В то время как Запад хочет завершить смысл мира, Восток старается найти этот смысл в человеке, – пишет он. – Первый проектирует смысл, т. е. предполагает его в объектах; второй чувствует это в себе. Но смысл существует и извне, и внутри» [12]. Юнг подчеркивает также, что в обоих случаях человек движим жаждой покорения и доминирования: исследование и доминирование над собой у Востока, исследование и доминирование над миром у Запада.

«Тенденции экстравертности Запада и интровертности Востока имеют под собой одну очень важную цель: обе отчаянно стараются преодолеть совершенно естественный характер жизни. Это утверждение духа над материей, opus contra naturam[9], симптом юности человека, который всегда наслаждается мощнейшим оружием, которое когда-либо знала природа, – сознательным разумом. Полдень человечества, который настанет нескоро, возможно, обретет новый идеал. Со временем, возможно, мы откажемся от завоеваний» [13].

Открытие восточной философии позволило Юнгу осуществить задачу, казавшуюся ему самой важной: развить сравнительную межкультурную философию внутреннего опыта, к которой я вернусь в последней части книги. «Западное сознание совсем не является сознанием в целом, – пишет он. – Скорее это историческая величина, ограниченная и обусловленная географически, представляющая лишь часть человечества» [14]. Встреча с восточной философией расширяет наш кругозор, позволяет понять человеческую психику более глобально. Это же я наблюдал во время учебы: после изучения западной философии в течение нескольких лет я ощутил необходимость расширить горизонт своего сознания с помощью восточных философов, и это привело меня к написанию докторской диссертации на тему встречи буддизма и Запада. Кроме того, меня всегда поражал тот факт, что даже сейчас большинство европейских философов в общем не знают незападную философию и что философия Индии и Китая не преподается в университетах, а если и преподается, то совершенно несерьезно.

Получается, что и здесь Юнг был настоящим пионером в осознании важности восточной мысли для Запада и сыграл важную историческую роль в познании философии и спиритуализма Востока на Западе, особенно благодаря своим сочинениям на тему «Ицзин» и буддизма. Он был настолько важен, что сразу после его смерти, в 1960-х годах, американское контркультурное движение, которое дало старт эпохе нью-эйдж и личностному развитию, сделает Юнга одним из своих главных вдохновителей… что дискредитировало бы его еще сильнее в университетских кругах! Однако Юнг был очень осторожен с восприятием восточной мысли на Западе и ее возможного использования. Возделывать и расширять психологическое знание – это одно, а перейти в религию, очень отдаленную от нашей культуры, принимая ее верования, символы, обычаи и практики, – другое. Особенно он опасался, и будущее показало его правоту, что обращение в восточные религии станет для множества западных людей экзотикой, искусственным подражанием и обнищанием и отрежет их от иудеохристианских корней, которые несут в себе символы их коллективного бессознательного. В 1929 году в Комментарии к «Тайне золотого цветка» Юнг предупреждает:

«Возрастающий интерес к спиритуальному Востоку должен был символизировать лишь то, что мы вступаем в контакт с тем, что для нас пока является чужим. Отрицание нашей исторической обусловленности было бы полной глупостью; это было бы лучшим способом спровоцировать дальнейший отрыв от корней. Только крепко держась за нашу собственную землю, мы можем принять дух Востока» [15].

Десятью годами позже, в Комментарии к «Тибетской книге Великого Освобождения», он заканчивает эту мысль:

«Вместо заучивания наизусть духовных техник Востока и их повторения ‹…› было бы куда важнее узнать, существует ли в бессознательном интровертная тенденция, подобно царящему на Востоке духовному принципу. Мы смогли бы тогда строить на нашей земле, нашими методами. Заимствуя что-то напрямую с Востока, мы лишь уступаем своей способности присваивать. Таким образом, мы подтверждаем лишний раз, что “все хорошее находится снаружи”, где и нужно искать, чтобы наполнить наши стерильные души» [16].

Спустя 30 лет после того, как Юнг написал эти строки, Чогьям Трунгпа Ринпоче стал первым тибетским ламой, приехавшим на Запад. Он провел конференцию в Боулдере, Калифорния, где повторил это утверждение перед аудиторией ошеломленных студентов, зайдя настолько далеко в осуждении «духовного материализма» западных людей, что сказал, будто они «потребляют» восточные духовные практики для насыщения своего Эго, как они потребляют и все остальное. С 1990-х годов сам Далай-лама, после многократно возросшей популярности буддизма на Западе, подхватывает идеи Юнга, подтверждая, что и психологически, и с духовной стороны менять религию губительно, и отвергает тех жителей Запада, которые желали принять тибетский буддизм, возвращая их к собственным духовным традициям. Это не мешает, уточняет он, обращаться к успокаивающим техникам, таким как йога или медитация, или принимать некоторые универсальные концепты буддийской философии.

Юнг также немного смягчит свои слова ближе к концу жизни и учтет, что некоторые люди, не напитанные собственной духовной традицией, могли найти вовне, а точнее, на Востоке, духовные учения и методы, которые, вероятно, помогли бы им жить лучше. В 1955 году в предисловии к книге Карла Ойгена Ноймана о послании Будды он подчеркивает, что буддийские учения «снаряжают западного человека возможностью дисциплинировать свою психическую жизнь, возможностью, которую, к сожалению, он так и не нашел за все время в различных вариантах христианства» [17].

Алхимия

Мы видели, что Юнг открыл для себя алхимию в 1928 году в даосском трактате «Тайна золотого цветка», к которому он написал психологический комментарий. Как часто происходило с ним, поворотным моментам жизни предшествовал наполненный символизмом сон. Так, в середине 1920-х ему приснилась целая цепочка снов, где он видел подвал своего дома, но никогда не мог войти в него. В последнем сне он все-таки заходит в этот загадочный дом и обнаруживает великолепную библиотеку, полную переплетенных и иллюстрированных книг XVI–XVII веков. Немногим позже, в 1926-м, ему снится, что он едет в карете с крестьянином и они прибывают во двор величественного дома. Вокруг них захлопываются решетки и крестьянин восклицает: «Вот мы и узники XVII века!» Обеспокоенный этими снами, Юнг исследовал историю религий и философии этого периода, но не нашел ничего важного. Чтение «Тайны золотого цветка» занимает его, в нем просыпается желание изучить алхимическую традицию Запада, и он просит продавца книг в Мюнхене предоставить ему все алхимические трактаты, которые ему попадутся. Так за короткое время он оказался в своей башне в Боллингене с огромной библиотекой переплетенных и иллюстрированных работ XVI–XVII веков и понял смысл своих снов. Затем он приступил к огромной работе по расшифровке этих латинских текстов, в которых, как он сам признает, сперва ничего не понимал. Ему понадобилось десять лет упорной работы, чтобы понять алхимию Средневековья и Возрождения. Также он обнаруживает упущенную им ранее историческую связь между гностицизмом Античности и его собственной глубинной психологией. Между 1918-м и 1926-м Юнг в действительности