Читать книгу "Роза в цвету - Луиза Мэй Олкотт"

лет назад, – ответила Роза, смеясь.

– Ах, какие славные были времена! А ты долго будешь заниматься всем этим, Роза? – поинтересовался Мак, бросив неодобрительный взгляд на танцоров.

– Думаю, месяцев трех мне хватит.

– Тогда до встречи перед Новым годом! – И Мак исчез за занавеской.

– Роза, душенька, ты должна на него как-то повлиять, пока он не стал совсем уж медведем. После твоего отъезда он с головою ушел в свои книги, причем так успешно, что мы к нему не суемся, хотя мать часто сетует на его манеры. Я тебя прошу, займись его воспитанием – ему давно пора бросить все эти чудачества и отдать должное многочисленным дарованиям, которые за ними скрываются, – попросил Розу дядя Мак, сильно скандализованный поведением сына.

– Ах, я слишком хорошо знаю свой колючий каштан и не боюсь его уколов. А вот другие боятся, так что я попробую на него повлиять и сделать из него гордость всего семейства, – с готовностью пообещала Роза.

– А за образец возьми Арчи, таких юношей – один на тысячу, и девушка, которой он достанется, никогда об этом не пожалеет, – добавил дядя Мак: ему, любителю сводничать, последнее собственное замечание показалось весьма глубоким.

– Ах боже мой, как я устала! – воскликнула Роза, упав в кресло после того, как между часом и двумя ночи последняя карета укатила прочь.

– Ну, что скажете, мисс Кэмпбелл? – поинтересовался доктор, впервые в жизни обращаясь к ней так, как нынче вечером обращались почти все.

– Скажу, что мисс Кэмпбелл, похоже, ждет веселая жизнь, если все продолжится в том же духе: по крайней мере, пока эта жизнь ей очень нравится, – откликнулась девочка, на устах которой все еще трепетала улыбка, ибо уста только что впервые отведали того, что в свете принято называть удовольствием.

Глава 4

Розы и шипы

Некоторое время все шло гладко, и Роза была вполне счастлива. Мир казался ей таким прекрасным, выказывал к ней такое расположение – вот-вот сбудутся самые лучезарные мечты. Разумеется, долго это продолжаться не могло, рано или поздно должно было воспоследовать разочарование, ибо юные глаза вечно отыскивают рай, а потом льют слезы, обнаружив обыденность, которая обрушивает на тебя сплошные заботы и невзгоды, пока ты не научишься расцвечивать и украшать ее высокими мыслями и добродетельной жизнью.

Те, кто Розу любил, с тревогой ждали, когда же она утратит свои иллюзии, – а это казалось неизбежным, несмотря на все их заботы, потому что до недавнего времени Роза постоянно была занята учебой, путешествиями, домашними делами – и почти ничего не знала о триумфах, испытаниях и искусах светской жизни. В силу родовитости и богатства она не могла избежать их полностью, а доктор Алек, знавший, что опыт – лучший учитель, мудро предоставил ей выучить и этот урок, и многие другие, хотя и тешил себя надеждой, что цена будет не слишком высока.

Октябрь и ноябрь промелькнули быстро, приближалось Рождество с его веселыми затеями, семейными встречами и добрыми пожеланиями.

Роза сидела в своем укромном уголке – комнатке рядом с парадной гостиной – и трудилась над подарками пяти сотням друзей, которые с приближением праздников делались к ней все приязненнее и приязненнее. Ящики ее комода были открыты настежь, из них выглядывали всякие симпатичные пустячки, которые Роза обвязывала яркими лентами.

Обычно в такие моменты лицо юной девушки светилось счастьем, но Роза выглядела хмурой и время от времени с полным безразличием швыряла очередной сверточек в ящик – любви, которая придала бы подарку ценность, она явно не испытывала. Выражение ее лица поразило доктора Алека своей необычностью: он вошел и тут же встревожился, потому что любая тень, набежавшая на чело Розы, наводила тень и на его собственное.

– Можешь на минутку оторваться от своего приятного занятия и заштопать мне старую перчатку? – спросил он, подходя к столу, заваленному лентами, кружевами и цветной бумагой.

– Конечно, дядюшка, с удовольствием.

Лицо девушки будто бы озарилось солнечным светом; она протянула обе руки, чтобы взять у дяди поношенную перчатку для верховой езды, и в голосе ее звучала искренняя готовность, придающая особую ценность даже самой скромной услуге.

– Смотрю, моя щедрая дарительница вся в трудах. Я могу тебе чем-то помочь? – спросил дядюшка, разглядывая стол.

– Нет, спасибо, вот разве что ты знаешь, как вернуть мне прежний интерес и удовольствие. Не кажется ли тебе, что возиться с подарками очень скучно, если только они не предназначены людям, которых ты любишь и которые любят тебя? – На последних словах голос ее дрогнул.

– Тем, кто мне безразличен, я попросту ничего не дарю. Не вижу в этом смысла, особенно в Рождество, когда в каждое дело нужно вкладывать душу. Если все эти «пустячки» для любезных друзей, у тебя их очень много.

– Я раньше считала их друзьями, но многие ими не являются, в том-то и проблема, сэр.

– Расскажи подробнее, душа моя, и брось ты эту старую перчатку, – сказал дядя Алек, присаживаясь рядом с выражением искренней заинтересованности.

Но Роза не выпустила перчатку и с нажимом произнесла:

– Нет-нет, мне за работой проще! Я просто не представляю, как смотреть тебе в глаза и одновременно рассказывать, какая я дурная и мнительная, – добавила она, не отрываясь от работы.

– Ладно, готов выслушать признания в любых проступках, даже буду рад, ибо в последнее время часто вижу, что глаза у моей девочки затуманены, а в голосе звучат тревожные нотки. Что, Роза, у чаши, которая обещала быть такой сладкой, оказался горький привкус?

– Да, дядюшка. Я пыталась горечи не замечать, но она там есть, и мне это не по душе. Стыдно признаваться, но лучше уж это сделать, потому что ты обязательно покажешь мне, как вернуть прежнюю сладость, или заверишь, что горечь мне только на пользу, – как заверял, когда я изучала медицину.

Она примолкла, а иголка так и мелькала. А потом, в пароксизме девичьего горя и обиды, Роза излила дядюшке все, что у нее накопилось.

– Дядя, половине из тех, кто проявляет ко мне исключительную доброту, я совершенно безразлична, им интересно лишь то, что я могу им дать, и меня это печалит, потому что раньше признание доставляло мне особую радость и гордость. Ах, если бы у меня не было ни гроша за душой! Я сразу бы поняла, кто мне настоящий друг.

– Бедняжка! Выяснила наконец, что не все то золото, что блестит; пришла пора расстаться с иллюзиями, – пробормотал доктор себе под нос, а вслух добавил, сострадательно улыбнувшись: – То есть милые подарки тебя больше не радуют и Рождество