Читать книгу "Ты такой светлый - Туре Ренберг"

она какая‐то, непоседливая. Карианне пыталась построить отношения уже с шестнадцатью мужиками, из самых разных социальных слоев – от фермеров и ученых до музыкантов и этого ковбоя с соседнего фьорда, Гейра Уве, отменного бездельника, который только и делает, что разъезжает в своем до неприличия огроменном пикапе с кучей рыболовных снастей. На работу она устраивалась примерно столько же раз, сколько меняла мужиков, пожила в половине городов Норвегии, но ни в одном из них не дольше месяца, всегда возвращалась домой и всегда тут же снова срывалась с места. Постоянство не свойственно Карианне, ей уже 34, а своего места ни в семейной, ни в трудовой жизни она так и не нашла, и все за нее сильно переживают, а уж какая она стала худенькая‐то, приговаривает Клара Марие.

Совсем недавно зубной врач подошел ко мне близко-близко и сказал:

– Йорген, вот честно ответь: как ты думаешь, может, моя младшая дочь лесбиянка?

Я ухмыльнулся; я ведь видел, что он специально придуривается, чтобы не задать мучающий его вопрос напрямую. Такой уж он у нас, зубной врач, он носом чует, если что не так, и, пожалуй, тяжелее всех переносит сложные ситуации, но вот говорить о таких вещах, не ерничая, не умеет. Нет, искренне ответил я, потому что мне прекрасно известно, что она не такая. Она сильнее многих охоча до мужиков, я это много раз наблюдал, когда мы с ее сестрами ходили в паб выпить пива, раньше мы часто этим развлекались, и с этой троицей, скажу я вам, не соскучишься, наша шумная компания засиживалась далеко за полночь. И вечно – хвать, а Карианне уже нет: значит, с кем‐то где‐то кувыркается. Но про эту слабость его младшей дочери я зубному врачу не рассказываю, отцам не по нраву слышать такое. А вообще я против Карианне ничего не имею, просто где она – там непременно суматоха. Приходит она всегда с опозданием, или вообще не приходит, или не успеет прийти, как ей уже пора бежать куда‐то еще, а все, что она приносит в подарок, явно куплено на заправке за четверть часа до торжества: ни тебе поздравительной открытки, ни красивой упаковки. Она никогда не помнит, сколько лет исполняется кому из детей, даже имена их может перепутать. Карианне, если можно так выразиться, своего рода ухудшенный вариант меня самого.

У этих трех дам есть еще и брат, младше которого только Карианне. Я с ним вполне лажу, несмотря на то, что его взгляды и убеждения кардинально расходятся с моими. Лейф Петтер голосует за Партию прогресса, он всегда громко рассуждает о налогах, акцизах, бюрократах и мигрантах, и многие в семье считают Лейфа Петтера брюзгой и занудой, но у нас с ним отчего‐то сложились вполне хорошие отношения. Может, потому, что он, как и я, помешан на спорте? Мы с ним часами можем трындеть обо всем – от футбола до легкой атлетики, и я тогда не вспоминаю, что он уверен, будто среди беженцев полно джихадистов и что по его инициативе в поселке собирали подписи под воззванием против переделки заброшенных бараков возле старой шахты в центр размещения мигрантов. Узнав об этом, Вибеке хотела было перестать с ним общаться. Ну ладно, будет тебе, сказал я, подумай, он же твой брат.

– Идиот он, – ответила она.

В семье Лейфа Петтера все за радикальных прогрессистов, его жена Гунн Рита тоже за них голосует. У нее огромная копна волос, и она работает парикмахером в торговом центре, а еще увлекается коллекционированием старинных переводных картинок и потому разъезжает по всей стране и прочесывает ярмарки коллекционеров. Лейф Петтер – продавец-консультант в городском автоцентре “опеля”, кажется, очень успешный. У Лейфа Петтера роскошная улыбка и не менее роскошная походка, залюбуешься, когда он входит в помещение; так и тянет сказать ему да! И в этом он похож и на Вибеке с Рагнхильд, и на своих родителей. У них с Гунн Ритой двое детей, Нина и Мартин. Они славные и милые, но ничем особо не выделяются, и ничего плохого я в этом не вижу, я и сам совершенно ординарный человек. Мартин одержим спортом, как и его отец, играет в футбольной команде нашего села, так что нам с ним есть что обсудить. В Нине я как‐то не могу разобраться, ходит она потупившись, держится сама по себе. Я знаю, что у нее были проблемы в отношениях с одноклассниками, не поделила что‐то с другими девчонками.

Вот это и есть самая близкая родня Вибеке.

Среди остальных шести человек с ее стороны, что пришли к нам в тот день, была и единственная оставшаяся в живых представительница поколения прабабушек и прадедушек моих детей – наша диссидентка, сестра бабушки Клары Марие по отцу. Ингер Юханне уже 96 лет, и я ее обожаю. За последние годы она как‐то ссохлась, ходит с палочкой, спина сутулая, но все равно это бойкая и шустрая, будто ей лет тридцать, совершенно невероятная дамочка. Дымит как паровоз, и если из моих рассказов создается впечатление, что среди нас инакомыслящих нет, то это потому, что я чуть не забыл об Ингер Юханне. Она голосует за коммунистов, и в ней сохраняется та упертость, из которой большинство людей вырастает, когда обзаводится семьей: она постоянно всех и вся подкалывает, но так обаятельно и остроумно, что редко кто возмущается. А вот в поселке у нас, я знаю, она умела навести шухеру, здорово всех заводила, если что‐то казалось ей пошлым и обывательским. Ингер Юханне овдовела больше двадцати лет назад. Ее муж Георг, ставший в семье легендой, сильно покалечился на работе – за несколько дней до ухода на пенсию ему оторвало руку транспортером камнедробилки. Это как раз в его стиле, всегда говорит Ингер Юханне, вечно он давал волю рукам, и, улыбаясь, приподнимает ладонями груди.

Вспоминать Георга без слез она не может, и у всех остальных тоже сразу слезы выступают. Нашу братию легко растрогать.

Кроме Ингер Юханне пришли еще дядя и тетя Вибеке, Хьелль и Ханне. Хьелль – брат зубного врача, он у нас в поселке водит такси, и просто не верится, что эти двое – родственники, настолько они разные и внешне, и поведением. Зубной врач – один из самых харизматичных людей, встречавшихся мне в жизни, а Хьелль, наоборот, настолько же амебистый, насколько его брат полон жизненных сил, и настолько же нудный, насколько его брат искрометный. Я знаю, что люди говорят про Хьелля: ехать в его такси – тоска смертная, только и скажет, что хм да хм. Зубной врач как‐то подошел ко мне близко-близко и сказал:

– Йорген, вот честно ответь: ты можешь поверить, что этот мешок с опилками –