Читать книгу "Белая кошка - Холли Блэк"

Но я добыл их фирменный бланк; может, все-таки сработает. Радио не помогает заглушить мысленные упреки самому себе. Паркуюсь около универмага торговой сети «Таргет». В витринах бежевые корзинки с пасхальными шоколадными яйцами, хотя до праздника еще жить и жить. Покупаю дешевый мобильнике оплаченными минутами разговора, потом иду в копировальный центр.

На школу немного похоже, тихий гул ксероксов и запах чернил успокаивают, но когда достаю из сумки папку, сердце опять начинает учащенно биться.

Еще один прокол. Не надо было ее воровать. Раз они меня запомнили — могут запросто и в краже заподозрить.

Собирался-то всего лишь логотип клиники раздобыть в нормальном разрешении, потому что картинка из Интернета никуда не годится. Папка мне не нужна, из-за нее можно серьезно влипнуть. Но вот увидел и цапнул, не подумав.

Открываю. Настоящий идиот. Имя пациентки, номер страховки, кучка цифр и зазубренных кривых. Зачем мне все это? Хорошо хоть есть подпись Черчилля — скопирую отсюда его каракули.

Листаю, натыкаюсь на график, помеченный «гамма-волны». На кривой красным обведены колебания. Ну-ка, что нам скажет Google? Мастер вводит человека в состояние, близкое к глубокому сну, но при этом можно засечь гамма-излучение. Хотя обычно оно отслеживается лишь при пробуждении или в фазе быстрого сна. На графике пациентки видны гамма-волны, а она при этом была в глубокой фазе, когда даже зрачки неподвижны. Именно в таком состоянии люди ходят по ночам или видят кошмары. Вот и доказательство: над ней поработал мастер.

На том же сайте утверждают, что по этим самым гамма-волнам определяют наличие способностей. У мастеров излучение интенсивнее в несколько раз — и во сне, и во время бодрствования.

Гиперинтенсивное гамма-излучение.

Бессмысленно пялюсь на монитор. Никогда даже не думал об этом, а информация всегда была рядом, под рукой. Почему же я так оплошал в кабинете врача? Запаниковал. Мать всегда учила: никому ничего не говори про семью, молчи о том, что знаешь, даже о своих догадках не смей болтать. А теперь и говорить не надо. Вот ужас-то. Они могут все вычислить при помощи электродов.

И все же… И все же внутренний голос подначивает: что, если позвонить Черчиллю? «Вы же почти закончили тест. Какой результат?» А вдруг он ответит: «Кассель, все ошибались. Ты же наикрутейший мастер. Сам не догадался? Поздравляю. Получай свои законные права и привилегии».

Гоню жалкие мысли прочь. Надо сосредоточиться. Сэм ждет. Надо сделать письмо, если собираюсь вернуться в Уоллингфорд насовсем, а не просто наезжать туда время от времени и вытаскивать своего соседа из неприятностей.

Сканирую бланк, подбираю нужный шрифт, стираю в графическом редакторе телефон клиники и вбиваю номер только что купленного мобильника. Вырезаю объявление о часах работы и вписываю свой текст: «Я наблюдаю Касселя Шарпа на протяжении нескольких лет. Он прекратил прием медикаментов вопреки моим строгим рекомендациям, результатом чего и явился сомнамбулизм».

Что дальше?

Снова лезу в Google в поисках подходящей врачебной белиберды. «У пациента зафиксировано расстройство сна, вызванное употреблением стимуляторов, что привело к приступам бессонницы. Я прописал ему необходимые препараты, которые должны нейтрализовать расстройство. Бессонница часто вызывает хождение во сне. Согласно результатам обследования, Кассель может возвращаться к занятиям, инцидент с сомнамбулизмом не повторится».

Меня распирает. Вокруг куча серьезного вида дядек печатают бизнес-схемы и чертежи. Вот бы подойти к кому-нибудь и похвастаться, какой я умный. Что бы еще написать от лица поддельного Черчилля?

«Осмотр не выявил никакого внешнего негативного воздействия на пациента».

Пусть не волнуются. Всего-навсего сумасшедшее, грызущее меня изнутри чувство вины. Да и я не буду беспокоиться.

Распечатываю поддельное письмо и фальшивый конверт. Заклеиваю его, оплачиваю счет за пользование компьютером, сканером и принтером. Опускаю письмо в почтовый ящик. Хорошо бы еще как-то подстраховаться на всякий случай.

Лучше всего, конечно, просто перестать ходить во сне.

К четырем добираюсь до Уоллингфорда. Сэм, наверное, на уроке драмы. В учебный театр имени Картера Томпсона проскользнуть легче легкого. Усаживаюсь в последнем ряду. Свет приглушенный, студенты толпятся на сцене, Пиппин бросается на отца, массовка бросается на него, мисс Ставракис, учительница драмы, помирает от скуки:

— Встаньте ближе. Пиппин, нож повыше. Надо, чтобы в нем отразился свет.

Одри улыбается Грегу Хармсфорду. Отсюда плохо видно, но я по памяти представляю себе ее глаза — точно в тон голубому свитеру.

Ставракис что-то внушает Джеймсу Пейджу (он играет Карла):

— А вы, пожалуйста, не двигайтесь. Лежать всего ничего, воскреснете через минуту.

На сцену выходит Сэм и прокашливается. — Хм… Прошу прощения, можно хотя бы раз опробовать наш спецэффект? Без крови получается неправдоподобно, к тому же нужно попрактиковаться. Кстати говоря, может, Пиппину лучше застрелить Карла? Гораздо круче, чем ножом. Используем особые пакеты, тогда брызнет в разные стороны!

— Восьмой век. Никаких пистолетов.

— Но в начале мюзикла у всех костюмы из разных исторических эпох. Так же…

— Никаких пистолетов.

— Ну ладно, но один-то пакет можно? Или прикрепим к выдвижному лезвию специальный контейнер.

— Сэм, нам нужно еще раз отрепетировать сцену. Подойди ко мне завтра перед началом, мы обо всем поговорим. Хорошо?

— Хорошо.

Он уходит за кулисы, я отправляюсь следом.

На столе разбросаны бутылки с красной жидкостью и обертки от презервативов. На сцене Одри что-то кричит о субботней вечеринке.

— Ну и чем вы тут занимаетесь? На драме народ развлекается, я смотрю, вовсю.

Сэм резко поворачивается: не слышал, как я вошел. Потом смотрит на презервативы, нервно хихикает и, покраснев, пускается в объяснения:

— Это для крови. Они прочные, но хорошо рвутся, когда надо.

Подбираю один со стола.

— Ну как скажешь, брат.

— Да нет, гляди. Крепишь маленький заряд на металлическую пластину, поверх губки или пленки, потом — пакет с кровью. Работает на батарейке. Приматываешь скотчем к актеру, прикрепляешь кнопку, так чтоб не видно было. Прозрачной изолентой, например. Если для кино — вообще неважно, пускай провода торчат — можно стереть при монтаже. Но в театре надо все аккуратно и незаметно.

— Ну да. Жалко, она тебе не разрешит.

— Ей накладки мои тоже не понравились, а я хотел Джеймсу сделать бороду. Да Ставракис видела портреты Карла Великого вообще? Бородища ого-го. Ты в порядке?

Смотрит на меня пристально.

— А то. Лучше всех. Так кто что выиграл?