Читать книгу "Белая кошка - Холли Блэк"

— Что? Но вы же сказали…

Удерживая папку, поворачиваюсь к регистраторше. Та хмурится.

— Вам нужен врач или нет?

Ничего не остается, кроме как идти в его кабинет.

Посреди комнаты кушетка для осмотра пациентов. Медсестра дает мне анкету, куда надо вписать адрес и информацию по страховке, и уходит. Пялюсь в одиночестве на график с разными стадиями сна и соответствующими формами волн, потом чуть-чуть надрываю подкладку у куртки (совсем немного — чтобы туда папку можно было засунуть) и сажусь вписывать личные данные. Пишу почти полную правду.

На столе несколько брошюр: «Четыре типа бессонницы», «Симптомы негативного воздействия ГИГИ», «Остановка дыхания во сне — насколько это опасно», «Все о нарколепсии».

Рассматриваю одну, про ГИГИ. «Негативное воздействие ГИГИ» — юридический термин, то, что мамочка с тем миллионером провернула. Негативное воздействие. Симптомы перечислены в столбик. Внизу предупреждение: дифференциальная диагностика (что это такое, интересно знать?) допускает широкое толкование некоторых признаков:

— Головокружение.

— Слуховые галлюцинации.

— Зрительные галлюцинации.

— Головная боль.

— Переутомление.

— Повышенное беспокойство.

Вспоминаю про Мауру с ее музыкой. Какую, интересно, форму принимают галлюцинации?

В кармане звенит телефон, достаю его на автопилоте, голова все еще занята брошюрой. Ничего нового — например, давно знаю, что частые головные боли у меня из-за мамы. Обычно родители в угол ставят, а она вот всегда применяла магию эмоций. Но все-таки странно читать о таком в медицинском проспекте.

Открываю мобильник, и листовка выпадает из рук. «Кассель, давай немедленно сюда: у нас большая неприятность». Первая, наверное, за всю мою жизнь эсэмэска, где знаки препинания расставлены. Сэм.

Набираю номер, но попадаю в голосовую почту. Наверное, на уроке еще. Проверяю время — точно, до школьного обеда полчаса. Печатаю второпях: «Что ты выкинул?» Не самый тактичный вопрос, но вдруг действительно катастрофа?

Может, Сэм попался с блокнотом и сдал меня с потрохами. Неужели теперь так и буду слоняться по семейной свалке, пока дед не подыщет какую-нибудь работенку?

Телефон снова гудит: «Выплата».

Фу, слава богу. Кто-то удачно поставил, а у моего соседа, конечно, налички нет. Я как раз набираю: «Скоро приеду», когда входит доктор.

Черчилль изучает анкету, на меня и не глядит вовсе.

— Долорес говорила о какой-то ошибке?

Долорес? Видимо, суровая регистраторша.

— Мама сказала, что записала меня на сегодня.

Вру без запинки, даже тон получается немного обиженный. Всегда так — если повторяешь одну и ту же ложь несколько раз, в какой-то момент сам начинаешь в нее верить.

Он поднимает глаза. Такое впечатление, что видит меня насквозь. За пазухой под подкладкой ворованная папка — ему достаточно руку протянуть, и я ничего не смогу сделать. Надеюсь, без стетоскопа будет осмотр, ведь сердце стучит как бешеное.

— А почему она записала вас к специалисту по сну? На что жалуетесь?

Молчу. Может рассказать, как проснулся на крыше? Как ходил во сне? Про странные кошмары? Но тогда он наверняка меня запомнит. Ни один врач в здравом уме не напишет нужную мне справку, а Черчилль явно в здравом уме. Рисковать нельзя, так что пускай вовсе ничего не пишет.

— Давайте угадаю.

Это на секунду выбивает меня из колеи. Как, интересно знать, можно угадать, зачем пациент пришел?

— Хотите пройти тест?

Какой еще тест?

— Ну да, хочу.

— А запись на прием наверняка отменил ваш отец?

Загнал в угол, остается только импровизировать.

— Да, скорее всего.

Кивает, как будто все сходится лучше некуда. Залезает в ящик стола и вытаскивает пучок электродов. Затянутой в перчатку рукой крепит их мне на голову. Липкие.

— Измерим ваши гамма-волны. Включает приборы. Тонкие иголки принимаются что-то выписывать на полоске бумаги, замысловатая кривая отображается и на мониторе компьютера.

— Гамма-волны?

Я же не сплю, зачем их измерять?

— А больно не будет?

— Совершенно безболезненно и очень быстро. А почему вы решили, что у вас гиперинтенсивное гамма-излучение?

Черчилль уставился на кривую. Гиперинтенсивное гамма-излучение. Тот самый длинный медицинский термин. ГИГИ. Гигишники.

— Ччч-то? — От волнения я заикаюсь.

Во взгляде доктора проскальзывает удивление.

— Я думал…

Та женщина в приемной жаловалась на проклятие, говорила так, будто знала точно, словно вплела результаты теста. Но меня спрашивают не про проклятие. Он спрашивает, не мастер ли я сам.

Значит, вот про это столько времени треплются в новостях? Тест, который консерваторы хотят сделать обязательным. Якобы в помощь детям с гиперинтенсивным гамма-излучением, чтобы они ненароком не нарушили закон по незнанию, в первый раз используя силы. Результаты, конечно, не подлежат разглашению, и никакого от них вреда. Но любому дураку ясно: информация попадет куда надо.

В правительство, например, — они же обожают вербовать мастеров для антитеррористических организаций, да мало ли для чего еще. Или к местным властям, законно или незаконно. Сначала обязательное тестирование, а что потом — понятно. Я знаю: нельзя строить логические рассуждения на подобных нечетких допущениях, но уж слишком все очевидно.

Сторонники поправки и обычных людей агитируют пройти проверку. Идея простая: в итоге мастера окажутся единственными, кто отказался от обследования. Получается, даже если тестирование не принудительное, ГИГИ все равно гораздо легче будет вычислить.

Спрыгиваю с кушетки, сдергиваю электроды. Я не то чтобы горячо люблю мою семейку, но это уже чересчур! Они используют меня для своей базы данных, занесут в список не-мастеров, чтобы потом поймать Филипа, Баррона, дедушку.

— Простите, мне пора.

— Сядьте. Мы же почти закончили. Мистер Шарп!

Черчилль хватается за провода.

В этот раз я не останавливаюсь. Люди в приемной таращатся, медсестра что-то кричит вслед, но я упрямо иду к выходу, опустив голову. Надо срочно убираться отсюда.

Стараюсь дышать медленно и глубоко. Непроизвольно вдавливаю педаль газа в пол, пальцы автоматически нажимают на кнопку радиоприемника. Нужен хоть какой-нибудь звук — заглушить пульсирующую в голове мысль: «Облажался».

Собирался остаться незамеченным, а в итоге? Привлек всеобщее внимание. Вдобавок имя настоящее назвал. И ведь знаю, где именно прокололся: когда доктор спросил, зачем я здесь. Со мной часто так: слишком увлекаюсь. Если афера идет не по плану, надо смываться, а я чересчур увлекаюсь и не могу остановиться. Следовало поправить Черчилля, сказать, что не для теста пришел, но любопытство пересилило, очень уж хотелось узнать, что он имеет в виду.