Читать книгу "Секс как орудие убийства [= Обольщение смерти ] - Нора Робертс"

– Вот именно, «угу»! Почему ты не сказал мне, что дал клинике три миллиона?

Рорк поднял бокал и сделал глоток.

– Я делаю множество пожертвований, о которых ты не имеешь понятия. – Он изобразил улыбку. – Может быть, присылать тебе копии счетов?

– Не морочь мне голову! Я хочу знать, почему ты обманул меня и дал ей в пять раз больше обещанного. А еще я хочу знать, почему ты не сказал мне, что осно­вал убежище для неимущих, где, кстати, предложил ей работу.

– Мне нравится, как она работает.

– Рорк… – Ева положила ладонь на его руку. – Я же понимаю, ты создал убежище из-за меня. Неужели ты думал, что я рассержусь, узнав об этом?

– Этот план возник у меня несколько месяцев на­зад. И не только из-за тебя. Из-за себя самого тоже. – Он накрыл ладонью руку жены, и их пальцы перепле­лись. – В детстве нам было некуда пойти, правда, Ева? Впрочем, если бы и было, я лично не пошел бы туда. Не пошел бы, даже избитый до полусмерти. Но другие пой­дут. – Он поднял глаза и внимательно посмотрел на нее. – Эта мысль действительно пришла мне в голову только благодаря тебе.

– Но ты ничего не сказал мне!

– Убежище еще не закончено, – объяснил Рорк, – хотя уже открылось. Там живут люди, которых персо­нал называет «гостями». Нам еще нужно завершить кое-какие детали, реализовать кое-какие программы… – Он осекся. – Я ничего не говорил, потому что не был уве­рен, что это тебе понравится.

– Во всяком случае, название мне нравится.

– Уже хорошо.

– А не нравится мне то, что ты не рассказал о своем поступке, которым я могла бы гордиться! – Ева вздох­нула. – Хотя сама я, наверное, тоже не пошла бы в такое место. Потому что он пугал меня ими. Говорил, что это большие темные ямы, а я боялась темноты не мень­ше, чем его самого. Поэтому я бы не пошла туда. Но другие пойдут.

Рорк поднес ее руку к губам.

– Да.

– А теперь посмотри на себя, дублинский беспри­зорник! Столп общества, филантроп, совесть города…

– Перестань.

– В общем, крутой малый с большим и добрым сердцем.

– Ева, замолчи, а то стукну!

Рассмеявшись, Ева откинулась на спинку стула, до­вольная тем, что печаль мужа исчезла. Кажется, она уже неплохо освоила профессию жены.

– О'кей, сначала ты меня трахнул, потом накор­мил. Теперь мои низменные инстинкты удовлетворены, и я хочу поработать.

– Прошу прощения за напоминание, но, кажется, кто-то обещал затащить меня в постель.

– Это может подождать. Я хочу проверить кое-ка­кие догадки и поработать с фиктивным счетом, который использует этот малый. Ты, случайно, не знаешь фирму под названием «Прекрасная дама»?

– Может быть, имеется в виду Китс?

– Что?

– Плебейка! Не что, а кто. Джон Китс. Английский поэт-классик девятнадцатого века. У него есть поэма «La Belle Dame Sans Merci». Что означает «Прекрасная безжалостная дама».

– Откуда ты все это знаешь?

– А я вообще очень образованный! – Он засмеял­ся, потянул Еву за руку и заставил встать. – Я принесу тебе эту поэму, а потом мы возьмемся за работу.

– Я не нуждаюсь…

Он зажал ей рот поцелуем.

– О чем ты говоришь? Все пытаешься доказать, что можешь обойтись без помощи штатских? А я считаю, что в этом есть свои преимущества. Мы с тобой вечно спорим, а потом выясняется, что я могу найти нужные данные гораздо быстрее, чем ты. Одна голова хорошо, а две лучше. Это позволяет экономить время.

– Ладно, – скрепя сердце, согласилась Ева. – Но если я увижу, что ты хвастаешься, то дам тебе пинка в зад!

– Дорогая, это ясно без слов.

ГЛАВА 5

«У них нет моего портрета». Когда по его спине на­чинали бегать мурашки, он напоминал себе этот оче­видный и непреложный факт.

«У них нет моего портрета, поэтому они не смогут меня найти».

Он по-прежнему мог безбоязненно ходить по ули­цам, ездить на такси, ужинать в ресторанах, посещать клубы. Никто не станет показывать на него пальцем и не побежит за полицией.

Он убил человека, но ему ничто не грозит. Собственно говоря, его жизнь ни в чем не измени­лась. И все же он боялся.

Конечно, это был несчастный случай. Ошибка в до­зе, вызванная вполне понятным избытком энтузиазма. Если смотреть на случившееся объективно, эта женщи­на была виновата не меньше, чем он сам. Даже больше.

Когда он произнес эти слова вслух, яростно грызя ноготь, его товарищ только вздохнул.

– Кевин, если ты собираешься без конца повторять одно и то же, лучше уйди куда-нибудь. Это здорово раз­дражает.

Кевин Морано, высокий элегантный молодой чело­век двадцати двух лет, заставил себя сесть и начал сту­чать наманикюренными пальцами по ручке желтого кожаного кресла с высокой спинкой. У него было гладкое лицо, спокойные голубые глаза и русые волосы средней длины.

Приятную внешность Кевина портило только одно: он начинал дуться при малейшем намеке на критику.

Именно это он и делал сейчас, глядя на своего друга и постоянного спутника. Морано надеялся на его поддерж­ку и был очень разочарован.

– Думаю, у меня есть основания для беспокойства. – В голосе Кевина звучали обида и желание, чтобы его утешили. – Люциус, все полетело к чертовой матери!

– Чушь! – Это слово больше напоминало приказ, чем отрицание. Люциус Данвуд привык командовать Кевином и считал, что по-другому с ним обращаться нельзя.

Он отвернулся к монитору и продолжил вычисле­ния. Как всегда, работа в этой просторной лаборатории, которую он создал в соответствии со своими потребностя­ми и вкусами, приносила ему удовлетворение.

В детстве Люциуса считали вундеркиндом. Этот хо­рошенький мальчик с рыжими кудрями и сияющими глазами обладал поразительными способностями к естественным наукам.

Его любили, баловали и хвалили на каждом шагу.

Чудовище, жившее в душе этого ребенка, было ко­варным и очень терпеливым.

Как и Кевин, он рос в богатой и родовитой семье. Они дружили с детства, а поскольку оба имели одина­ковые вкусы и стремились к одному и тому же, то были почти братьями. Во всяком случае, они очень хорошо понимали друг друга с самых ранних лет – понимали, что скрывалось в глубине их маленьких, нежных тел.

Кевин и Люциус посещали одни и те же школы. И всегда соперничали, что не мешало им большую часть времени проводить вместе. Их объединяло сознание то­го, что куцые моральные нормы, на которых основано общество, для них не существуют.

Мать Кевина никогда особенно не занималась сы­ном. Как только стало возможно, она с облегчением отослала его в закрытую частную школу, чтобы ребенок не мешал ей удовлетворять собственное честолюбие. Мать Люциуса держала мальчика при себе: все ее честолюбие заключалось в успехах сына. Но в одном эти женщины были похожи: на поведение своих сыновей они смотрели сквозь пальцы, выполняли любой каприз, при­учали считать себя избранными и требовать от жизни как можно больше.