Читать книгу "Тени исчезают в полдень - Анатолий Иванов"

Устин читал обо всем этом и явственно слышал голос Филиппа Меньшикова: «Россия — большая, на одной стороне ночь, на другой день. А мир еще больше, вот что. А разве может мир терпеть такую несправедливость?»

«Не может... Не может!» — гудело в голове Устина всю ночь. И, кажется, всю ночь он про себя так же горько и тяжело усмехался чему-то.

Второй раз послышался стук в дверь. Устин собрал листочки, рассыпанные по полу, сложил их в папку и крикнул:

— Ну кто там ни свет ни заря?

Дверь приоткрылась, вошла Пистимея.

— Вот она, голубушка, — нахмурил брови Устин.

— Всю ноченьку молилась... за выздоровление твое, Устинушка. — И Пистимея скорбно поджала губы.

— Вот как? — насмешливо сказал Устин.

— Ага... Утро, рассвело уже, собирайся. Я к Марфе побежала, а ты не мешкай тут, Устинушка. Ехать надо ведь нам...

— Ступай. Приду, — коротко бросил Устин.

Пистимея ушла. Морозов не спеша оделся. Одеваясь, не заметил, не слышал, как вошел Меньшиков.

Демид сел на то же место, где сидел вчера.

— Значит, так, Устин, — сказал он, поглаживая папку. — Ты поедешь сейчас домой. Захару скажешь — был припадок. Перепил, мол, горячка и хватила. Пистимея действительно не зря тебя в больницу повезла: это поможет тебе... отвязаться от всяких подозрений. Да смотри теперь у меня!

Устану почему-то показалось, что над его головой болтается паук. Но глянуть наверх побоялся.

— Заниматься будешь тем же, — продолжал Демид. — Только осторожнее, тоньше. С бригадиров-то, наверное, снимут тебя теперь.

— Должно быть.

— Ну, это ничего. Заниматься, говорю, тем же будешь. Я свой вклад делаю... для этого вот... — Демид легонько хлопнул по папке. — Зинку вот сам видел. Не будет, поди, если начнется что, мосты взрывать, как...

— Как кто?

— В кино-то ходишь, поди? Видел, однако, как такие вот... соплюхи эшелоны с немецкими солдатами под откос пускали. Так вот... чтоб не пускали — ты и... В общем, я делаю свой вклад, и ты делай свой. Поплотнее молодежью-то занимайся. Внучка этой Вороновой Марьи... как ее?..

— Шатрова Иринка.

— Вот-вот! Эта не только эшелоны под откос спускать будет. Эта... эта... — Демид не нашел подходящего выражения и замолчал. — Эта еще похлеще вырастет. Чего на нее смотреть?

— Я не смотрю.

— А чего же она у тебя, говорят, ходит, будто в радости выкупанная? — Демид заворочал своими круглыми глазами. — И этой по сердцу надо чем-то, чтоб заизвивалась от боли, чтоб вместо воздуха горстями жгучий перец заглатывала.

— Боюсь я, — выдавил из себя через силу Устин. — Не ее — Анисима боюсь. Он, змей ехидный, глаз с меня не спускает. Если что, так сразу меня...

— Боишься? — Демид встал, подошел к Морозову. — Боишься?! Да ведь по-всякому можно. Хитра лиса, да хитрей охотник.

— Тебе хорошо тут... руководить да присказки всякие вспоминать. А меня... Позавчера, например, Фрол Курганов случайно — ишь ты, совсем случайно! — наткнулся в поле за припрятанные стожки сена. Пустяк вроде, а меня оглушило, как палкой по башке. Когда Смирнова отвозил, еще один удар: «Объясни мне весь твой разговор с Кургановым у конюшни. Всю махинацию с этим сеном в Пихтовой пади объясни...» А как я объяснять буду? Вчерашней ночью — третий удар. Снова от Фролки Курганова: «Подгниют корешки-то... упадет дерево». Тебе-то не понять, может, о чем он намекает, а я знаю... Тут уж от этого удара искры из глаз посыпались, в глазах потемнело... Да что там первый, второй, третий! Чего их считать, удары! Разве их пересчитаешь, коль сыплются они в последнее время справа, слева, спереди, сзади — не успеваешь поворачиваться. А порой, говорю, даже и не знаешь, откуда они, с какой стороны... Даже племянница твоя разлюбезная, Наташка... Знаешь, поди, как у меня с ней. Пистимея, должно, в курсе держала... Боится она, а нет нет да и полоснет глазами. А время-то идет... А ну, как расклеит рот? Или тот же Анисим Шатров! Этот ничего вроде и знать-то не должен, а ведь... И этот вчера заухмылялся слюняво прямо в морду Илюшке Юргину: «У тебя, однако, макушка-то давно острижена, одни усы остались». Тоже прибауточка, а к чему она? Да и сам Илюшка, мешочник мокрогубый, окрысился на меня: «Но, но, на равных ведь играем!» На равных! Вон как заговорил! Понятно? Вот и боюсь. Вот и... жду... со дня на день...

Демид слушал Устина терпеливо, не перебивая. Это почему-то начало успокаивать Устина, он говорил постепенно все тише и тише и, наконец, умолк, как-то даже недоуменно поглядывая то на Демида, то в сторону.

Меньшиков проговорил спокойно, без всякой укоризны в голосе:

— Это ты верно, Устин... Мне тут и спокойно, и безопасно. Тепло, светло, мухи не кусают.

— Да я что... я, конечно, понимаю. А все же вот... Конечно, делаю кое-что...

— Что?

— Ну, с Шатровой этой же... К Митьке Курганову она вроде... того... Румянец во всю щеку вскипает, как Митька подойдет. Я на Митьку — Варьку, дочь свою... Митька неразборчивый... он...

Демид вернулся к столу, сел на прежнее место.

— Что же... это ничего, пожалуй... давай и дальше... так. Потихонечку пока. А там видно будет. Придет время — мы ей глазищи-то выдавим, как бабушке... И еще там один подрастает вроде — Захаркин выродок.

— Мишка? Он приемный у него.

— Какая нам разница! Тут с ним так надо придумать, чтобы сразу двух зайцев убить: и самому мозги набекрень свернуть, и Захар чтоб взвыл от горя... Об Егорке подумай. Самого Митьку не забывай. И Клашку, Зинкину сестру.

— С Митькой тоже не очень. Фрол-то ведь...

— Ладно, с Фролом я, между прочим, сам собираюсь поговорить... Вот ужо обрадуется он встрече. Да и... с племянницей родимой надо бы. Погляжу, как тут дела у меня сложатся. Шибко охота поговорить с ней. — И Демид втянул нижнюю губу в рот. Потом он взял со стола папку, покачал ее, точно определяя на вес — А это... возьми на всякий случай...

Устин взял папку, подумал о чем-то.

— Ну что ты? — резко спросил Демид.

— Да вот, думаю, — невесело промолвил Устин. — Вроде только приехал, а об колхозных людях, об моих... делах в курсе уж. Откуда это обо всем так подробно знаешь? Пистимея, что ли, растолковала?

— Вот еще забота тебе!

— Да это-то верно. Что ж... поеду. Прощай.

— Зачем прощаться? До свидания, пожалуй. И само собой: об нашей встрече чтоб никому, даже Тараске... то бишь Илюшке Юргину... чтоб ни намека, ни полнамека...

Устин мелкими шажками, как бы нехотя, шел к двери. Шел-шел и остановился.

— Чего тебе еще? — отрывисто спросил Демид.

— Да подумал вдруг... Зинка-то признала меня. Не опасно?