Читать книгу "Ястреб халифа - Ксения Медведевич"

Мучительная жара отступала под утро – и тогда Айша засыпала, придвинув к отекающей каплями ледяной стене круглый валик подушки. Она не любила, вертясь на коврах, нечаянно приваливаться к холодному мрамору, и старалась отгораживаться от него майасир и сбитыми в кучу покрывалами. Бессонные душные ночи тянулись пустым, простаивающим и оттого еще более мучительным временем – Тарег уже десять дней как уехал, не сказав ни куда, ни зачем, ни почему.

В темном саду ей прихватывало грудь таким стеснением, такой болью – бестелесной, призрачной, нагоняющей беспросветную тоску, – что Айша прижимала к губам платок и, вернувшись в комнаты, утыкалась лицом в подушки и кричала. Тяжелые мягкие ткани глушили стоны, а ей оставалось лишь в бессильной ярости – что это? откуда берется, почему накатывает эта бесслезная сухость и черное провальное отчаяние? – колотить кулаками в комковатую вату майясир. Хоть бы ты уже вернулся побыстрее, любимый, где ты, где ты, хабиби, когда мне так плохо…

Затянутая занавесом арка мирадора посерела – подступал рассвет. То приоткрывая глаза, то смежая веки, Айша то ли дремала, то ли спала – милосердный мрак плотным покрывалом закутывал и зрение, и разум, измученная непонятным душа растягивалась на сбитых льняных покрывалах рядом с телом.

В соседней комнате – пустой, невольницы спали на галерее, протянуть руку к кувшину с шербетом Айша могла и сама, – послышался шорох. Распахнув глаза, она села. По спине под рубашкой текла капля пота. Долго-долго вслушивалась – мучительно настораживая уши. Услышала – кошачьи шаги на песке садовой дорожки. А потом и длинную сладкую руладу, и плеск равнодушного к ее заботам фонтана, и далекое шлепанье босых ступней в задних комнатах – ну что ж им неймется, спать надо, спать… Шорох не повторился. Послышалось…

Выпустив воздух из груди – оказалось, она сидела, затаив дыхание, – Айша свернулась калачиком на прохладном льне простыней. Потом перевернулась на живот и положила голову на согнутый локоть.

И тут шорох послышался снова – прямо в комнате, со стороны ступеней возвышения. Занавес над ними сняли – и так жара, любая ткань прибавляла духоты. Айша быстро подняла голову и обернулась – никого, серая рассветная хмарь затапливала пустую спальню. Когда же я усну, о Всевышний…

И тут ей на спину кто-то навалился. Взвизгнув, она поддала бедрами, но не сумела сбросить чье-то сильное, хоть и легкое тело – ей намертво прижали оба плеча и принялись мягко щекотать дыханием шею и ухо.

– Тарег, я убью тебя, – свирепо прошипела Айша.

– Я все исправлю, все исправлю, – примирительно замурлыкали в ухо.

И гибкий острый язык принялся за правую мочку – выкусывание сережки было его любимым занятием. Тарег нежно прихватывал ухо губами и зубами, поглаживая ее шевелящиеся бедра, поднимая вверх, к талии, тонкий хлопок рубашки. Айша попыталась брыкнуться еще раз, но ее намертво впечатали в покрывала всеми ребрами – и тут же поцеловали в волосы за ухом и предъявили жемчужинку, положив у самого носа.

– Где ты был, о бедствие из бедствий? Ты пропадаешь, приходишь под утро… ах… пугаешь меня… ах, ой!.. до смерти… какой ты нетерпеливый, оойй…

– Я соскучился…

Быстро, в несколько движений, ей откинули волосы с шеи и вцепились зубами в ворот рубашки. Айша ухватилась за край ковра впереди себя, пальцы скользили на тонком льне покрывала, подушку из-под ее головы он выкинул и с каждым толчком между бедер ее хватка слабела, а внутри таяло – пока она не уронила покорно голову и руки, лишь время от времени прихватывая в горсть простыни, уже и не думая о сопротивлении…

Во время передышки мокрая и совершенно голая Айша решилась пожаловаться:

– Мне было так плохо, так тоскливо, о хабиби, словно какое-то предчувствие пришло – страшно!

Приподнявшись на локте, он с улыбкой заглянул ей в лицо:

– Ну какой же ты все-таки человек… Прилив, Айша! Прилив, какие еще предчувствия!

И, потянувшись через ее груди, вытащил из вороха одежды золотой флакон с рубиновой граненой крышкой – круглый, плоский, с коротким горлышком и тонкими извивами чеканки по ободу маленького диска. Похожий на те, в которые торговцы притираниями разливали иноземные духи.

Заинтересовавшись, Айша села на влажных сбитых простынях, наблюдая, как он длинными пальцами свинчивает крышечку. И, перевернув флакончик над закрывающим горлышко пальцем – ну точь-в-точь духи, хотя странно, запаха не чувствуется, – встряхивает его.

– Что это? – улыбаясь, спросила она.

На подушечке Тарегова пальца осталась густая капля – непрозрачная, цвета спелой малины. Улыбнувшись в ответ, он поднес ее к губам Айши – мол, попробуй. Любопытно косясь на еще не закрытый флакончик – нерегиль держал его бережно, словно боялся пролить хоть каплю, – она слизнула странную жидкость.

Ударивший в ноздри запах – терпкий, смолистый, можжевеловый – едва не опрокинул ее на спину. А потом она поняла, что все-таки лежит – на спине, хватая воздух, как рыба, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, ни пальцем! Растопыренная, распяленная, как морская звезда из ханаттийских книг о путешествиях, пронзенная во все стороны бьющими сильными лучами, и не хватает воздух, нет – кричит! Кричит – громко – от счастья!!!

Хохоча до слез, Тарег залеплял ей рот ладонями, наваливаясь на грудь:

– Ой! Ой, пожалей прислугу, сейчас налетят, не отобьемся!

Слезы – счастья, острого, огромного, невиданного, – заливали глаза и ей. Отбиваясь от его рук, Айша выворачивала голову и ахала, колотя ногами и руками в каком-то детском, дурацком, бездумном самозабвении. И тогда, отчаявшись закрыть ей рот ладонями, смеющийся Тарег прижался к ее губам своими – и солнце за занавесом показалось Айше тусклым и пасмурным по сравнению с тем, что вспыхнуло у нее под веками. И еще она осознала, что до этого мига ничего не умела и не испытывала, не чувствовала и не знала, – а теперь вдруг все поняла, хоть и не могла сказать что.

И Тарег, глядя на нее широко распахнутыми глазами, сказал:

– Это красный лев, любимая. Красный лев.

Все еще тяжело дыша, Айша переспросила:

– Что?

– Эликсир бессмертия.

Слегка отодвинувшись, она настороженно осмотрела уже закрытый флакончик – золотой кругляш невинно блестел на ковре у края покрывал. И обескураженно глянула на Тарега:

– Но…

– Не бойся, – мягко сказал он, приложив ей палец к губам. – Ничего не бойся. Теперь тебе нечего бояться, хабиби. Ни Прилива. Ни старости. Ни смерти. Потому что теперь ты сможешь выносить нашего ребенка – и твое тело не предаст тебя. Ты не сгоришь, как мотылек, от моего пламени – и мы будем навеки вместе.

– Мне страшно, Тай, – прошептала она, пытаясь вместить в себя необъятность этого известия.

– Не бойся, – твердо сказал он. – Я все предусмотрел. Мы подождем три года, как ты и говорила. А когда Фахра провозгласят халифом, ты умрешь для всех – кроме меня. Мы уедем в горы в поместье – и там ты будешь свободна – навсегда.