Читать книгу "Облачный атлас - Дэвид Митчелл"

«Однако, случись кораблекрушение, — заметил капитан, — я поручился бы, что те же самые китобои молили бы Судьбу, чтобы их выбросило на побережья, где все те же „проклятые миссионеры“ воздвигли свои часовни, разве не так?»

Согласие было единодушным и едва ли не граничило с возмущением.

Миссис Хоррокс ответила на мой вопрос касательно того, как укрепляется закон и порядок на этом одиноком форпосте Прогресса. «Наш церковный совет — мой муж и трое мудрых старцев — проводит те законы, которые мы полагаем необходимыми, посредством молитв. Наши Стражи Христовы, некоторые из тех аборигенов, которые доказали, что являются верными слугами Церкви, укрепляют эти законы в обмен на кредит в лавке моего мужа. Бдительность, совершенно необходима неослабевающая бдительность, иначе через неделю…» Миссис Хоррокс содрогнулась, вообразив, как призраки вероотступничества танцуют хулу на ее могиле.

Покончив с едой, мы перешли в гостиную, где местный подросток подал нам холодный чай в красивых чашках из тыквы. Капитан Молинё спросил: «Сэр, как же можно содержать столь процветающую миссию, как ваша?»

Пастор Хоррокс почувствовал, что ветер переменился, и вновь внимательно всмотрелся в лицо капитана. «Аррорутовый крахмал и кокосовое масло — вот что покрывает издержки, капитан. Черные работают на нашей плантации, чтобы платить за учебу в школе, изучение Библии и посещение церкви. Через неделю, если будет на то Божья воля, мы получим обильный урожай копры».

Я спросил, добровольно ли работают индейцы.

«Разумеется! — воскликнула миссис Хоррокс. — Ведь они знают, что если поддадутся лености, то Стражи Христовы их за это накажут».

Я хотел расспросить об этом карательном стимулировании, но капитан Молинё перехватил нить разговора. «И что же, корабль вашего Миссионерского общества доставляет эти скоропортящиеся товары обратно в Лондон, огибая мыс Горн?»

«Ваша догадка верна, капитан».

«Не задумывались ли вы, пастор Хоррокс, насколько прочнее была бы светская опора вашей миссии — а следовательно, и духовная, — если бы у вас был надежный рынок сбыта ближе к островам Общества?»

Пастор велел мальчику-прислуге покинуть комнату. «Я долго обдумывал этот вопрос, но где? Рынки Мексики невелики, и хозяйничают на них бандиты. Кейптаун — это союз продажных чиновников и алчных африканеров. Моря Южного Китая кишат беспощадными, дерзкими пиратами. Голландцы в Батавии высасывают из тебя кровь до последней капли. Не в обиду вам, мистер Бурхаав».

Капитан указал на меня. «Мистер Юинг обитает, — он сделал паузу, прежде чем раскрыть свое предложение, — в Калифорнии, в Сан-Франциско. Вы, должно быть, знаете, что из пустякового городишки в семь сотен душ он разросся в метрополию с… четвертью миллиона жителей? Все переписи бессильны! Сегодня его наводняют китайцы, чилийцы, мексиканцы, европейцы, иностранцы всех цветов кожи. Одно яйцо, мистер Юинг, будьте так любезны, сообщите нам, сколько ныне в Сан-Франциско платят за одно яйцо».

«Доллар, так писала мне моя жена».

«Один американский доллар за обычное яйцо! — Улыбка у капитана Молинё была в точности такой же, как у мумифицированного крокодила, какого мне довелось однажды увидеть в мануфактурной лавке в Луизиане. — Несомненно, человеку с вашей проницательностью стоит над этим поразмыслить?»

Миссис Хоррокс одурачить было непросто. «Скоро все золото будет там добыто».

«Да, мадам, но голодный, шумный, разбогатевший город Сан-Франциско — всего в трех неделях ходу для такой образцовой шхуны, как моя „Пророчица“, — никуда не денется, и участь его кристально ясна. Сан-Франциско станет Лондоном, Роттердамом и Нью-Йорком Тихого океана».

Наш capitan de la casa[255]поковырял у себя в зубах костью голубой рыбы. «А вы, мистер Юинг, уверены, что продукты, выращиваемые на наших плантациях, смогут приносить нам в вашем городе хорошую прибыль, — странно было слышать, как превозносят наш скромный городок! — как в настоящий момент, так и после прекращения золотой лихорадки?»

Моя правдивость была той картой, которую капитан Молинё разыгрывал для своего хитроумного выигрыша, но, как оказалось, солгал ровно в той мере, чтобы как разъярить его, так и помочь ему. «Да, уверен».

Джайлз Хоррокс снял свой пасторский воротник. «Не сопроводите ли меня в мой кабинет, Джонатан? Я весьма-таки горжусь его крышей. Сам ее сконструировал, чтобы она могла противостоять ужасным тайфунам».

«В самом деле, Джайлз? — отозвался капитан Молинё. — Что ж, ведите».

Хотя имя доктора Генри Гуза вплоть до нынешнего утра было в Назарете неизвестно, как только вифлеемские дамы прослышали, что на берегу оказался прославленный английский хирург, они припомнили все виды болезней и выстроились в многочисленную очередь к пасторату. (Как странно снова оказаться среди прекрасного пола после столь многих дней пребывания взаперти вместе с полом куда более безобразным!)

Великодушие моего друга не позволяло ему отказать ни единой просительнице, так что салон миссис Хоррокс был реквизирован, преобразован в его врачебный кабинет и задрапирован тканью, долженствовавшей обеспечить приличествующие врачебным занятиям ширмы. Мистер Бурхаав вернулся на «Пророчицу», чтобы позаботиться о лишнем свободном пространстве в трюмах.

Я попросил у Хорроксов разрешения обследовать Вифлеемский залив, но на берегу было нестерпимо жарко, а песчаные блохи кусались неимоверно, так что я направил свои стопы обратно на «Главную улицу», к церкви, откуда доносилось пение псалмов. Мне хотелось принять участие в послеполуденном богослужении. Ни единая душа, ни собака, ни даже какой-нибудь абориген не нарушали воскресного спокойствия. Заглянув в полутемную церковь, я обнаружил в ней такой плотный дым, что, испугавшись, по ошибке подумал, будто все здание охвачено огнем! Пение теперь смолкло, сменившись хоровым кашлем. Мне предстали полсотни черных спин, и я осознал, что источником дыма был не огонь или ладан, но табак-сырец, ибо каждый из присутствовавших пыхал трубкой.

За кафедрой стоял дородный белый, проповедуя на этом смешанном языке — «антиподском кокни». Вид столь неформального отправления службы не оскорблял меня, пока не стало очевидным содержание «проповеди». Цитирую: «Так что пришло времечко, эта, шоб святой Петр, эта, ко’ мисса Иисус звал Милашка Петр-волынщик, короче, он пригнал из Рима и ну учить этих крючконосых евреев с Палестины, шо к чему насчет этого Старичка-Табачка, и тому же теперя я вас учу, ясно, э?» Он прервался, чтобы дать кому-то индивидуальное наставление. «Не, Деготь, ты все делаешь не так, э, ты грузи табачок в толстый конец, э, вот в этот, сечешь, э, Г-ь на тя чхни! скока раз я те грил, эта вот — черенок, а эта — д-я чашка. Делай, как Ильная Рыба, он ведь рядом, да не, дай я те покажу!»

Прислонившись к шкафу поодаль (где, как я позже удостоверился, хранились сотни экземпляров Святой Библии на полинезийском — перед нашим отбытием надо будет попросить одну как сувенир), стоял изможденный, ссутулившийся белый, наблюдая за курительной процедурой. Я представился ему — шепотом, чтобы не отвлекать курильщиков от их проповеди. Молодой человек назвался Уэгстаффом и объяснил мне, что дородный мужчина за кафедрой — это «директор курительной школы Назарета».