Читать книгу "Моя удивительная жизнь. Автобиография Чарли Чаплина - Чарльз Спенсер Чаплин"

– Я всегда ладил с Хрущевым, – сказал сэр Уинстон.

В процессе разговора я заметил, что Черчилль выглядит немного обиженным. Понятно, что много чего произошло с 1931 года. Он спас Англию, продемонстрировав мужество и вдохновляющее красноречие, но я всегда считал, что его речь в Фултоне ничего не принесла, кроме обострения «холодной войны».

Разговор перешел на «Огни рампы». В конце нашей беседы Черчилль спросил:

– Два года назад я послал вам письмо, в котором поздравил вас с успехом. Вы его получили?

– О да, конечно! – с энтузиазмом ответил я.

– Ну, а тогда почему не ответили?

– Я не думал, что должен был, – извиняясь, сказал я.

Но этот ответ его не устроил.

– М-да-а-а, – недовольно протянул он, – я уж было подумал, что вы решили проигнорировать меня.

– Да что вы, конечно же нет!

– Ну ладно, – сказал сэр Уинстон так, словно решил меня простить. – Мне всегда нравились ваши фильмы.

Я был совершенно очарован простотой этого великого человека, который помнил о том, что не получил от меня ответа на письмо два года назад. Ну, а если говорить о его политических взглядах, то я никогда их не разделял.

– Я здесь не для того, чтобы руководить развалом Британской империи, – как-то раз сказал Черчилль.

Хоть это и громко прозвучало, но абсолютно не имело отношения к действительности.

Развал империи не является ни результатом какой-либо политики, ни революции, ни коммунистической пропаганды, ни бунтов и даже не речей уличных ораторов. Совсем наоборот, заговорщиками выступают международные источники всевозможной рекламы – радио, телевидение и кино; автомобили и тракторы, достижения науки, развитие коммуникаций и многое другое. Именно они несут ответственность за распад современных империй.

* * *

Вскоре после возвращения в Швейцарию я получил письмо от Неру с рекомендательной запиской от леди Маунтбеттен. Она уверяла меня, что у нас с Неру очень много общего. Он проезжал мимо Корсье, и мы могли бы договориться о встрече. Но Неру проводил очередную ежегодную конференцию послов в Люцерне и написал мне, что был бы рад, если бы я приехал к нему и переночевал в Люцерне, а на следующий день он мог бы отвезти меня в Мануар-де-Бан. Я согласился и поехал в Люцерну.

Я был удивлен встретить такого же невысокого человека, как и я сам. Его дочь – миссис Ганди – тоже присутствовала на встрече, она оказалась милой и спокойной женщиной. Неру произвел на меня впечатление активного, аскетичного и эмоционального человека с очень живым и аналитическим умом. Сперва он вел себя немного скованно, пока мы не покинули Люцерну и не приехали в Мануар-де-Бан, где я пригласил его на ланч. Его дочь ехала во второй машине, ей нужно было добраться до Женевы. В дороге у нас была очень интересная беседа. Он с уважением говорил о лорде Маунтбеттене, генерал-губернаторе Индии, который блестяще справился с проблемой деколонизации Индии.

Я задал вопрос о будущем идеологическом курсе развития Индии.

– Курс может быть любым, главное – чтобы все развивалось на благо народа Индии, – сказал Неру, добавив, что они уже приняли пятилетний план развития страны.

Он великолепно ораторствовал во время всей поездки, в то время как его шофер мчался со скоростью около ста километров в час, а может быть, и больше, пролетая по опасным узким участкам и крутым поворотам. Неру с воодушевлением рассказывал мне о политике своей страны, но я должен признаться, что пропустил половину сказанного мимо ушей, поскольку больше всего меня заботила собственная безопасность на заднем сиденье мчавшегося автомобиля. Визжали тормоза, нас резко бросало вперед и назад, но Неру ничего этого не замечал. Слава богу, я получил возможность передохнуть, когда машина остановилась на перекрестке и дочь Неру вышла из своего автомобиля, чтобы с нами попрощаться. Тут Неру превратился в любящего и заботливого отца, он обнял дочь и ласково сказал: «Береги себя», хотя, по-моему, именно она должна была пожелать это своему отцу.

* * *

Во время корейского кризиса, когда весь мир замер в ожидании страшной развязки, мне позвонили из китайского посольства и попросили разрешения показать «Огни рампы» в Женеве для Чжоу Эньлая, который был ключевой фигурой в вопросе о войне и мире во время конфликта.

На следующий день премьер-министр пригласил нас пообедать с ним в Женеве, но еще до того, как мы выехали в Женеву, позвонил секретарь и сказал, что его превосходительство может задержаться, так как на конференции возникли дела, требовавшие неотложного решения. Он добавил, что премьер-министр присоединится к нам за обедом чуть позже и нам не следует его ждать.

Когда мы приехали, то с удивлением обнаружили, что Чжоу Эньлай уже ждал нас на ступеньках у входа в свою резиденцию. Как и всем людям в мире, мне не терпелось узнать, что же произошло на конференции, о чем я сразу и спросил. Он позаговорщицки похлопал меня по плечу:

– Все прошло как надо, мы пришли к мирному соглашению несколько минут назад.

Я слышал много интересных историй о том, как коммунисты вынуждены были отступить в глубину Китая в тридцатых годах и как потом под руководством Мао Цзэдуна небольшая кучка активистов пережила реорганизацию и отправилась маршем на Пекин, получая повсеместную военную поддержку. Этот марш был поддержан всеми шестьюстами миллионами жителей страны.

В тот вечер Чжоу Эньлай рассказал нам волнующую историю о триумфальном появлении Мао Цзэдуна в Пекине. Более миллиона человек собрались приветствовать его. На площади была установлена большая трибуна, метров пять в высоту, и по мере того как Мао поднимался вверх по лестнице, его голова, а потом и вся фигура медленно появлялась под рев миллионной толпы. Это рев усиливался до того момента, пока фигура вождя полностью не появилась на трибуне. Великий Мао Цзэдун, покоритель Китая, оглядел миллионную толпу на площади и вдруг закрыл лицо руками и заплакал.

Во время того знаменитого похода Чжоу Эньлай всегда был рядом с вождем и делил с ним все трудности и лишения, а я смотрел на его волевое и симпатичное лицо и удивлялся, насколько спокойно и молодо он выглядел.

Я рассказал ему, что в последний раз был в Китае, в Шанхае, в 1936 году.

– О да, – сказал он, задумавшись, – это было еще до начала нашего похода.

– Ну, теперь вам никуда далеко ходить не надо, – решил я пошутить.

За обедом мы пили китайское шампанское (кстати, весьма неплохое) и произносили множество тостов – на русский манер. Я произнес тост за будущее Китая и сказал, что, хоть и никогда не был коммунистом, всецело присоединяюсь к народу Китая в его желании сделать мир лучше для себя и для всех остальных людей на свете.

* * *

В Вевё у нас с Уной появились новые друзья, среди них были Эмиль Россье и Мишель Россье с их семьями. Эмиль познакомил меня с пианисткой Кларой Хаскил. Она жила в Вевё и всегда, когда была в городе, вместе с семьями обоих Россье приходила к нам на обед, после которого садилась за рояль. Ей было уже за шестьдесят, но она была на пике своей славы и ездила со своими знаменитыми концертами по Европе и Америке. В 1960 году она поскользнулась и упала со ступеньки поезда в Бельгии и умерла в больнице.