Читать книгу "Бисмарк. Биография - Джонатан Стейнберг"

...

«Граф послал за мной и, еле сдерживая себя, сказал: «Вы виновны в том, за что в прежних обстоятельствах я должен был наказать вас самым серьезным образом. В нынешних обстоятельствах я могу лишь сказать вам, что вы поспешили списать меня со счетов». Мне не составило никакого труда доказать профессиональную правомочность своих действий, и мы расстались, пожав друг другу руки в последний раз»82.

Гольштейн, конечно, не был до конца честен с Гербертом, но в данном случае он поступил правильно, ознакомив с текстом договора нового рейхсканцлера и министра иностранных дел. Герберт же повел себя как отец: смешал служебный долг с личным интересом.

Вечером 23 марта 1890 года князь и княгиня Бисмарк давали прощальный обед для аппарата государственного министерства и нового рейхсканцлера, генерала фон Каприви. Люциус посвятил этому событию последнюю страницу повествования о своей жизнедеятельности под началом Бисмарка:

...

«Каприви прикоснулся к руке княгини, сидевшей справа от Бёттихера. Майбах и я расположились рядом с князем. Первоначальная натянутость и сумрачность постепенно рассеялись. Князь и княгиня уже попрощались с императрицей. Княгиня громко и откровенно комментировала события последних дней. Бисмарк разговаривал с Каприви тепло и радушно, пожелал ему успехов, когда тот уходил, и предложил помочь советами, если в этом возникнет необходимость»83.

24 марта состоялся ежегодный обед ордена Черного орла, высшей награды в Пруссии. На него приглашались все, кто имел вес и заслужил достойную репутацию в королевстве Гогенцоллернов. Князь Хлодвиг цу Гогенлоэ-Шиллингсфюрст, оставивший для истории превосходный дневник, записал после приема:

«В половине второго – обед, на котором я сидел между Штошем и Камеке. Первый рассказывал мне о ссоре с Бисмарком и щебетал, как крапивник, радуясь тому, что теперь он может говорить открыто и не бояться великого человека. Это чувство облегчения было здесь всеобщим. Воистину кроткие наследуют землю» [109] 84.

Хильдегард Шпитцемберг через неделю после первого визита снова побывала у Бисмарков, обнаружив там очень тягостную обстановку. По мнению мемуаристки, она была «следствием субъективного и достойного сожаления восприятия людей, определявшего настроения в этом доме»:

...

«И сколько теперь здесь ожесточенности и горечи?.. Очень печально видеть, к чему привело бездушие князя и мелочная одержимость властью»85.

29 марта 1890 года Хильдегард Шпитцемберг еще раз навестила дом на Вильгельмштрассе, когда Бисмарки готовились к отъезду. Там ее взору предстала грустная картина – снующие взад-вперед грузчики и голые закопченные стены:

...

«Когда княгиня поведала нам о том, как князь побывал вчера в мавзолее покойного короля, чтобы с ним попрощаться, у нас на глазах навернулись слезы. “Я взял с собой розы, – сказал князь, – и возложил их на гроб старого императора. Я долго стоял подле него и высказал все, что накопилось на душе”»86.

Вести об отъезде Бисмарка разлетелись по Берлину, и на пути к Лертскому вокзалу собрались огромные толпы людей. Общественность думала, что Вильгельм II приедет проводить князя, но он не появился. «На платформе выстроился эскадрон гвардейцев-кирасиров с оркестром и знаменами. Присутствовали все министры, послы, генералы… Гремели оглушительные «ура» и «auf Widersehen» [110] . Когда поезд тронулся, публика запела «Wacht am Rhein» [111] . Сыгран последний акт, мы были свидетелями эпохального события»87. Такими словами Роберт Люциус фон Балльхаузен завершил свой дневник. Людвиг Бамбергер тоже сделал дневниковую запись в этот день: «Сегодня отъезд. Зачинается легенда Бисмарка. Если национал-либералы не рабы, то они используют ее для того, чтобы снова подняться. Он ушел как Великий демон, парящий над своей нацией»88.

Все, кто близко знал Бисмарка и Иоганну, понимали, что спокойная, безмятежная старость не в их вкусе. В считанные дни он сформировал «теневое правительство», капище для своего гения, ставку фронды кайзеру Вильгельму II. За две недели он мобилизовал и свой журналистский корпус. У него уже не было «фонда рептилий» для оплаты заказных статей, но ему не надо было и платить наличными. Он расплачивался секретами, эксклюзивными интервью и своей титанической авторитетностью, авторитетностью Великого демона, как его назвал Бамбергер. Война между ставкой Бисмарка в Фридрихсру и новым правительством кайзера была неизбежна. К удивлению всей семьи, Бисмарк больше не проявлял интереса к тому, как идут дела на его теперь весьма обширных земельных угодьях. Герберта особенно беспокоило то, что отец «не обращал внимания и отказывался выслушивать» доклады управляющих фермами, приезжавших за решениями. Бисмарк проводил все свое время за чтением газет, предаваясь, как выразился Герберт, «псевдополитике»89. Сам Герберт уехал в Шёнхаузен, стал настоящим сельским помещиком и больше не возвращался к политическим дрязгам Берлина.

15 апреля 1890 года князь принял Эмиля Хартмейера (1820–1902), владельца ежедневной газеты национал-либералов «Гамбургер нахрихтен». Хартмейер, наследовавший газету от отца в 1855 году и уже почти пятьдесят лет выступавший в роли ее хозяина и редактора, предложил Бисмарку пользоваться услугами и издания, как своего собственного, и ее главного политического корреспондента Германа Хофмана (1850–1915). Бисмарк согласился90, и в тот же день газета выступила с резкой критикой первого выступления в рейхстаге нового рейхсканцлера. Бисмарк не желал вести образ жизни пенсионера, он хотел реванша.

Ненавистничество и мстительность всегда были свойственны Бисмарку, и теперь, попав в немилость и оказавшись не у дел, он только и думал о том, как свести счеты с кайзером, канцлером и министрами, не последовавшими за ним в отставку. Врагов умерших, как Гвидо фон Узедом, он очернит в мемуарах, когда приступит к их написанию. Живущим и остающимся при должностях был уготован компромат в послушной прессе. Генрих фон Бёттихер, его заместитель, никуда не ушел со своего поста, и Бисмарк этого ему не простил. В марте 1891 года князь дал в прессу информацию о том, что помог Бёттихеру занять в Вельфском фонде сто тысяч марок для оплаты долгов тестя. Филипп Эйленбург, соболезнуя, написал Бёттихеру:

...

«В голове не укладывается, что можно выкидывать такие фокусы. Лично я назвал бы всю эту историю непатриотичной , в которой трудно различить грань между личной злобой и преда-тельством»91.

Озлобление – самое верное слово для определения мотивов данного поступка Бисмарка. В своих мемуарах он посвятил шесть страниц – целую главу – неблагодарному Карлу Генриху фон Бёттихеру и ни словом не обмолвился об утечке информации о злополучном займе.

Новый канцлер, Лео фон Каприви (1831–1899), оказался в непростом положении. У него не было политического опыта, но как военачальник и имперский статс-секретарь военно-морского флота он завоевал репутацию человека честного и компетентного, христианского консерватора, обеспокоенного социальными проблемами. Газета «Таймс» 21 марта 1890 года дала его словесный портрет для своих читателей: неженатый, некурящий и не имеющий независимых источников дохода. Особенно впечатлял его внешний облик92: