Читать книгу "Одна жизнь – два мира - Нина Алексеева"

— Почему? — удивился Кирилл. — Мне здесь удобно.

И только после долгих пререканий и угроз, что его высадят, нам объяснили, что Кирилл сел на место, отведенное для негров. Пришлось повиноваться, встать и пересесть. Но на нас, советских, это произвело, не скрою, жуткое впечатление.

И в одно мгновение померкли все мои восхищенные впечатления об Америке. Немцы уничтожают русских, евреев, славян, цыган и всех неарийцев как низшие расы. А американцы так же высокомерно обращаются с неграми, как с низшей расой, запрещают им даже в автобусе сидеть рядом с белыми. Относительно того, как американцы относятся к коренному населению, к «краснокожим», мы тогда мало что знали, к ним они относились тогда даже хуже, чем к собакам. Это мы узнали потом.

Значит, все правда, что пишут в нашей печати о линчевании негров и о всяких других страстях.

В советском консульстве

В консульстве мы встретили дипкурьера, он вовсю, последними словами разносил Америку и американскую медицину.

— Что вы так злы на них? — поинтересовалась я.

— Понимаете, три месяца тому назад вставил здесь зубы, всю челюсть. Приехал в Союз и чуть не подох — у меня такое воспаление вспыхнуло во рту… Оказывается, вместо золота они мне какой-то дрянью рот набили. А когда я вернулся, ну и задал же я им жару…

— Ну и что ж, каковы результаты?

— Двести семьдесят долларов высудил у мерзавцев, и новую челюсть вставили.

Ко мне подошла миловидная шатенка лет шестнадцати. Она оказалась дочерью первого секретаря посольства в Вашингтоне.

— Вы в Мексику? А мы только что оттуда, перед отъездом в Москву папе разрешили поездку туда по делу. Какая там бедность, нищета, а страна такая красивая. Наше посольство там помещается в одном из лучших дворцов в Мексике. Лучше даже, чем в Вашингтоне. А вы похожи на испанку, там вас будут принимать за испанку.

Девушка была разговорчивая. Вместе с ней мы прошли к консулу Ломакину, где остановились ее родные.

У Ломакиных сидела полногрудая курносая женщина, мать этой девушки, в черной, похожей на воронье гнездо шляпе, украшенной букетом ромашек и с вуалькой. «В Москве, пожалуй, она ее и носить не будет, а отнесет в комиссионный магазин, но зато хоть здесь душу отведет», — подумала я.

— Сегодня в обувном магазине я покупала туфли, а рядом сидели две негритянки… Смрад от них шел такой, что меня чуть не стошнило. Мне их стало жалко, такие молоденькие.

— А вы бы видели, как они живут… В каких свинских условиях. Американцы их загоняют в самые худшие дома-развалюхи. Работают они как волы, а помыться негде, — сочувственно сказал Ломакин.

Слушая этот разговор, я решила рассказать им, в какой переплет мы тоже попали:

— Мы сели в автобус — решили проехаться и посмотреть еще раз город. Кирилл нашел место, откуда ему казалось все виднее, но к нему быстро подошел водитель и попросил его пересесть. Не поняв в чем дело, Кирилл запротестовал. Тогда водитель заявил, что он просто высадит его из автобуса. Инцидент был исчерпан, когда какая-то дама вмешалась и очень спокойно объяснила, что эти места в конце автобуса отведены только для негров. Честно скажу, мы прямо обалдели, но нам ничего не оставалось, как просто пересесть.

Я должна сказать, это был первый шок для нас, приехавших из Союза. Если бы это не случилось с нами, а кто-нибудь просто рассказал нам такое, думаю, я бы ему даже не поверила.

Негритянский квартал

Перед отъездом в Лос-Анджелес мы решили взять еще один тур по городу. Нам попался гид, который, узнав, что мы только что из Советского Союза, все время повторял нам одно и то же — что он сию минуту готов поехать туда. Это «туда», в его представлении, была страна героизма, страна настоящей демократии и настоящих свобод.

Мы едем по бедному негритянскому району, магазины, бары, рестораны, музыка. Народ гуляет, ест фрукты, здесь же бросая шкурки на мостовую. Кругом полно мусора. В полуоблезших домиках на балкончиках сидят в качалках пожилые негры и негритянки. Ребятишки играют здесь же, среди улицы, и много, даже удивительно много собак.

— Так живут негры в США, — продолжал наш гид. — Вы знаете, хотя негры и освобождены от рабства в 1860 году, но жить они продолжают по-прежнему, как их предки. И несмотря на всю нашу цивилизацию, морально и физически они так же угнетены.

— Разве ваша конституция предусматривает различие для негров?

— Нет, но в психологии людей есть много условностей.

— А вы не думаете, что со временем эти условности могут исчезнуть?

— Что вы, это может быть только при социализме, — заявил он, — при такой же системе, как в СССР, где все населяющие страну национальности живут вместе, учатся, работают и воюют вместе. Десегрегация в американской армии началась только во время Второй мировой войны, да и то не полностью, ведь уже стыдно было перед всем миром. И все равно их не пустят в гостиницу, в которой мы с вами можем жить, в ресторан, где мы с вами будем обедать: убирать — да, подавать — да, мыть посуду — да, но за стол с нами — ни-ни. Вот почему почти все негры коммунисты.

Лос-Анджелес

На следующее утро поезд мчал нас уже из Сан-Франциско в Лос-Анджелес.

Из нашей советской печати я знала об этом городе, что там Голливуд и самая страшная нищета и проституция. Что там люди живут в шалашах, сделанных из ящиков. Крыша не защищает от дождя, вместо окон куски стекол, а вместо дверей старые рогожи. Это еще хорошие жилища, писали у нас.

Имея такую характеристику о Лос-Анджелесе, можно легко себе представить мой интерес к нему.

— Так это точно, здесь так и было во время Великой американской депрессии[12], — подтвердили нам наши знакомые американцы. — Кризис у нас стал подходить к концу только тогда, когда началась подготовка ко Второй мировой войне.

«Значит, вот кому на пользу пошла война», — с горечью подумала я, вспомнив наши разрушенные дотла города и села.

Когда мы сели в поезд, наши билеты оказались в разных местах, а между нами сидел какой-то молодой человек, и сколько мы ни просили его поменяться местами, он не тронулся с места, сидел всю дорогу как пришитый. И я подумала: русский человек сам бы предложил поменяться местами.

Когда поезд, прорезавшись сквозь густо-зеленую стену апельсиновых садов, увешанных ярко-оранжевыми тяжелыми плодами, подошел к станции в Лос-Анджелесе, я рассказала этот эпизод встречавшему нас первому секретарю и добавила:

— Товарищ Пилипенко, странный народ американцы, всю дорогу ехал между нами парень, и сколько мы ни просили его поменяться местами, он с места не тронулся, делал вид, что так ему удобно, а на вас ему наплевать.