Читать книгу "Три стильных детектива в одной книге - Клод Изнер"

Фифи Ба-Рен.

В приглашении значилось:

Вас просят присутствовать

на высокодуховном, однако же светском концерте,

каковой состоится в пятницу, 2 апреля 1897 года,

в 11 часов вечера

в оссуарии Парижских катакомб

стараниями прославленных музыкантов.

Приглашение на две персоны.

Виктора одолели сомнения. Что это – ловушка, новая попытка его соблазнить? Он хотел было бросить письмо с приглашением в огонь, но раздумал и положил оба листа в бумажник. Подогрел еду для кошки, поставил вариться кофе и, поворошив угли в камине, поправил одеяло Таша – было прохладно.

– Пахнет кофе, – пробормотала она. – Ты покормил Кошку?

– Да, милая. Мне пора, я сегодня дежурю в лавке. Эфросинья придет к десяти, сделает уборку и приготовит тебе завтрак. В квартиру не заходи – краска еще не высохла. Я тебе протелефонирую. Будь умничкой, солнышко.

Виктор, пьянея от скорости, гнал велосипед по сонным пустынным улицам. Вокруг не было ни души – лишь метельщики попадались у перекрестков. На квадратной площади с клумбами павлоний просыпался цветочный рынок, торговки на каждом углу поднимали навесы, и по городу разливалось буйное море настурций, роз, первоцветов, фиалок. Париж то здесь, то там словно расцветал деревенскими лужайками в обрамлении мостовых. Если бы у Виктора была кинокамера, он непременно заснял бы покупателей, богатых и бедных, что вскоре будут увлеченно торговаться за орхидеи и скромные букеты полевых цветов; от его объектива не укрылся бы и шарманщик, старый овернец, чью аудиторию составили два бродячих кота и простоволосая кумушка.

На набережной Гранз-Огюстен двое военных флиртовали с разносчицей хлеба. Букинисты, торговцы гравюрами и аптекари открывали лавки, с балконов свисали почуявшие тепло стебли душистого горошка. Еще вчера была зима – и вдруг за одну ночь весна покорила Париж тихой сапой. Небо поголубело, пахло кофе и жареными хлебцами, очаровательная девушка улыбнулась Виктору – и он забыл все тревоги, душу переполнило блаженство.

Мрачный как туча Жозеф сидел, облокотившись на стойку, в кафе «Утраченное время». Рекламный плакат, красовавшийся на стене над рядами бутылок, окончательно его добил:

У ВАС СЕДЕЮТ ВОЛОСЫ И БАКЕНБАРДЫ?

Красящий лосьон «ТРУБОЧИСТ» – 6 франков за флакон!

– С добрым утром, зятек! – бодро поприветствовал молодого человека Виктор. – Нуте-с, подкрепимся хорошенько перед работой!

Хмуро покосившись на шурина, Жозеф поплелся за ним к столику.

– Похоже, вы нынче не в духе, дорогой зять. Неприятности?

– Если так пойдет и дальше, придется мне разбить свинью-копилку и закупать лосьон «Трубочист» ведрами. А может, никакой «Трубочист» и не понадобится – облысею быстрее, чем лужайка, по которой прошлось стадо баранов, – вздохнул молодой человек. – Меня от этих огурцов в конфитюре уже с души воротит! Если б я питал склонность к алкоголю, мне сейчас могла бы помочь только двойная порция «землетрясения»[295].

– В такую рань? Давайте ограничимся кофе с бутербродами, мне ваша трезвая голова еще понадобится сегодня в лавке. Гарсон, два полных завтрака! Кстати, Жозеф, «Огурцы в конфитюре» – отличное название для вашего очередного романа-фельетона[296]. Откуда столь странный рецепт?

– Смейтесь, злодей! Во всем виновата, между прочим, ваша сестрица. То есть она, конечно, ангел, посланный мне судьбой, но все время требует то огурцов, то конфитюра, в доме уже и еды-то нормальной не осталось. А сегодня подняла меня засветло – пришлось бежать в «Мавританца», будить мадам Бушарда́ и упрашивать ее продать мне маринованных артишоков!

– У Таша причуды классического свойства – она с утра до вечера пьет чай с лимоном.

– А у меня еще матушка, от которой не спрячешься!

– Эфросинья – сокровище. Благодарите провидение за то, что у вас есть мать, Жозеф. Хотел бы я произносить это слово, не только когда вижу, что на меня из-за угла несется омнибус. Гарсон, счет! – Виктор открыл бумажник, и ему на глаза попалось письмо Эдокси с приглашением на концерт в Катакомбах. – Жозеф, хочу попросить вас об одной услуге… Не могли бы вы обеспечить мне алиби на сегодняшний вечер? Мне надобно кое-куда отлучиться и…

– Я бы с удовольствием, но это невозможно. Если я провожу вечер с вами – значит, меня нет дома; если меня нет дома – значит, нужно как-то объяснить свое отсутствие, а Айрис не так-то легко обмануть.

– Я не могу сказать вам, куда отправлюсь, но это очень важно, Жозеф.

– А я в таком случае не могу придумать ни одного объяснения для Айрис.

– Ладно. Что, если мне необходимо выручить из беды одну даму?

– О! Такое объяснение оценила бы любая жена! А что за дама нуждается в вашей помощи?

– Эдокси Максимова, – сдался Виктор и поспешно добавил: – Нет, это не то, о чем вы подумали! Вот что она мне написала. – Он протянул Жозефу письмо с приглашением, и молодой человек, быстро прочитав, не сумел скрыть восторга:

– Неужто сама Фифи Ба-Рен? Вообще-то, от этой хитрой бестии всего можно ожидать. Но мне не терпится побродить по Катакомбам, а стало быть, я иду с вами – такова для вас будет цена моего молчания. Для всех прочих мы отправляемся оценивать частную библиотеку.

– Нет уж, этот затасканный прием не сработает – наши жены не поверят, да и Кэндзи что-нибудь заподозрит.

– Спокойствие! Герцог де Фриуль засвидетельствует наше присутствие на улице Микеланджело кому угодно. Решено, я сейчас же ему протелефонирую, а если понадобится, сам к нему загляну. Он скажет все, что я попрошу, – мне ведь известна одна его маленькая тайна: лысый олух ворует книжки у внучатых племянников!

– Жозеф, это же шантаж…

– А то! Я в таких делах мастер.

Жозеф и Виктор застали Кэндзи в лавке «Эльзевир»: он замер в экстазе перед манускриптами в роскошных переплетах, разложенными на столе посреди торгового зала. Глаза японца сияли, он чуть ли не облизывался, как гурман, приготовившийся отведать самых изысканных деликатесов.

– Инкрустированные наугольники, форзацы из синего шелка! Потрясающе! И всё в идеальном состоянии – на бумаге ни пятнышка. – Кэндзи погладил раритетный экземпляр в красном сафьяне с желтыми мраморными обрезами.

Жозеф, усевшись за конторку, развернул утреннюю газету.

– Журналисты, как всегда, непоследовательны. Всего три строчки о смерти Жюля Жуи, знаменитейшего поэта-песенника, ничуть не больше о Родольфе Салисе[297]– и здоровенная статья о некой Ольге Вологде, которую угораздило грохнуться на сцене Опера́ в первом акте какого-то балета!.. Постойте-ка, я уже слышал это имя, и кажется, именно здесь… Вспомнил! Это же подруга Фифи Ба… – Жозеф прикусил язык, поймав испепеляющий взгляд Виктора.