Читать книгу "Просвещение продолжается. В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса - Стивен Пинкер"

Несмотря на всю эту блажь, мы не можем позволить правым полемистам безнаказанно предаваться своей предубежденности о предубежденности и отвергать любую идею, которая им не по нраву, только потому, что ее поддерживают в университетах. Архипелаг науки раскинулся в широком море мнений и живет по законам внешней экспертной оценки, бессрочных профессорских позиций, открытой дискуссии, указания источников при цитировании и эмпирического доказывания. Пусть эти правила и не всегда работают, но они созданы, чтобы способствовать непредвзятому поиску истины. Колледжи и университеты веками взращивали традиции критического анализа, приносящие человечеству баснословные дары знаний[1108]. Да и альтернативные площадки – блогосферу, твиттер, кабельные новостные каналы, разговорное радио или Конгресс США – никак не назовешь образцом объективности и точности.

Из двух форм поляризации, которые в наши дни подрывают позиции разума, политическая гораздо опасней академической, и по очевидной причине. Часто приходится слышать язвительное мнение, автор которого мне неизвестен: мол, научные дебаты так яростны, потому что ставки в них невелики[1109]. Зато в политических дебатах ставки ничем не ограничены, и на кону может оказаться будущее всей планеты. Рычаги власти находятся в руках политиков, а не профессоров. В Америке XXI века Конгресс контролирует Республиканская партия, превратившаяся в синоним крайней правизны, и этот контроль стал нездоровым, потому что республиканцы так убеждены в своей правоте и порочности оппонентов, что, добиваясь своих целей, разрушают институты демократии. Они манипулируют границами избирательных округов и вводят ограничения избирательного права, чтобы лишить сторонников демократов возможности голосовать, они легализуют неучтенные пожертвования от заинтересованных богачей, они блокируют рассмотрение кандидатур судей Верховного суда до тех пор, пока представитель их партии не станет президентом, они парализуют работу правительства, если оно отказывается удовлетворять их требования в полном объеме, и, наконец, безоговорочно поддерживают Дональда Трампа вопреки собственному несогласию с его вопиюще антидемократическими порывами[1110]. Какие бы политические и философские противоречия ни возникали между партиями, механизмы принятия демократических решений должны быть святы и неприкосновенны. Их разрушение, по большей части усилиями правых, заставляет многих, и в особенности молодых американцев, считать демократическую форму правления в принципе неэффективной и настраивает скептически по отношению к демократии как таковой[1111].

Интеллектуальная и политическая поляризации подпитывают друг друга. Нелегко быть консервативным интеллектуалом, когда американские политики-консерваторы становятся все невежественнее, от Рональда Рейгана к Дэну Куэйлу, Джорджу Бушу-младшему, Саре Пэйлин и, наконец, к Дональду Трампу[1112]. С другой стороны, левые, полностью увлеченные политикой идентичности, надзором за политкорректностью и войной за социальную справедливость, создают благоприятный климат для крикунов, похваляющихся тем, что якобы «называют вещи своими именами». Вызов нашей эпохи состоит в том, чтобы выпестовать интеллектуальную и политическую культуру, которая будет движима разумом, а не преданностью группе или взаимной эскалацией.

~

Чтобы сделать разум основой общественной дискуссии, нужно прежде всего утвердить центральную роль самого разума[1113]. Как я уже упоминал, мысли многих комментаторов по этому поводу сейчас очень сбивчивы. Открытие эмоциональных и когнитивных искажений не означает, что «люди иррациональны», и потому нет никакого смысла пытаться сделать наш мыслительный процесс более рациональным. Если бы люди были неспособны к рациональному мышлению, мы бы никогда не узнали о том, в чем именно они иррациональны: у нас просто не было бы образца рациональности, с которым мы могли бы сравнивать человеческие суждения, и мы не могли бы провести само сравнение. Да, люди подвержены ошибкам и предубеждениям, но явно не все и не всегда, иначе никто не имел бы права это утверждать. В определенных обстоятельствах мозг человека способен к здравому рассуждению; наша задача – определить эти обстоятельства и старательнее их придерживаться.

По той же причине пресса должна отказаться от новомодного клише, будто бы мы живем в эпоху постправды, – если только это не едкая ирония. Этот термин опасен, поскольку предполагает, что мы должны либо без боя сдаться пропаганде и лжи, либо бороться с ними их же методами. Нет никакой постправды. Обман, лицемерие, теории заговора, чудовищные массовые заблуждения и безумие толпы так же стары, как наш вид, но и убежденность, что одни идеи верны, а другие нет, не моложе[1114]. В десятилетие триумфа брехуна Трампа и его потерявших связь с реальностью сторонников возникла и новая этика проверки достоверности фактов. Энджи Холан, главный редактор основанного в 2007 году проекта PolitiFact, посвященного фактчекингу, подчеркивает:

Тележурналисты сегодня массово усваивают навыки проверки фактов и, интервьюируя кандидатов в прямом эфире, не спускают им неточностей. Избиратели, как правило, не видят никакой предвзятости в том, чтобы спрашивать у людей, насколько правдивы их якобы основанные на фактах заявления. Исследования, опубликованные недавно Институтом прессы США, показали, что восемь из десяти американцев положительно оценивают политический фактчекинг.

Более того, журналисты регулярно рассказывают мне, что их издания теперь все чаще публикуют статьи, посвященные проверке фактов, особенно по следам предвыборных дебатов или нашумевших событий, потому что люди активно интересуются такими материалами. Сегодняшние читатели в массе своей хотят, чтобы проверка фактов стала частью традиционной новостной повестки; они активно жалуются контрольным органам отрасли или представителям аудитории в руководстве СМИ, если видят, что в новостях повторяются уже опровергнутые фактические заявления[1115].