Читать книгу "Память всех слов. Сказания Меекханского пограничья - Роберт М. Вегнер"

Если дело в боли, то любой с больным зубом мог бы сделаться полубогом. Должны были появиться сотни их во время Войн Богов.

Голос Оума в голове Альтсина сделался жестким, обрел темные краски:

«Потянись к украденным у него воспоминаниям и скажи, что нынче есть такое, чего не существовало тогда? Как изменилось лицо мира? Какое преступление совершили, какому насилию подвергли суть вещей, из-за чего столько ветвей отпало от Древа Вечности, а их плоды погибли? К счастью, не все, не все…»

Альтсин почувствовал на губах привкус смолы, словно проглоченное «семя» пыталось выйти наружу. Бог сеехийцев же продолжал:

«Тот, кто попытается Открыться для духов, должен быть чувствителен к Силе, что сильно сужает число кандидатов. Страдание же его должно быть… абсолютным, выходящим за границы человеческого терпения, туда, где можно лишь скулить о смерти. А уже когда готовили кандидатов на авендери, порой погибал каждый третий – или сходил от боли с ума. Тела татуировали красками, в которых содержалась отрава или которые пылали, словно ожог морской осы, а ведь там речь шла лишь о сосуде для кусочка божественной души. Но важны были страдания не только тела – но и разума. Отчаяние и отсутствие надежды. Лучшие кандидаты для божественных сосудов получались из тех, кому уже нечего было терять. Это второе условие. Но, чтобы наступило Пробуждение, чтобы возникло существо, являющееся соединением сотен или тысяч душ, необходимо исполнение и третьего условия. Поблизости от Пробуждающегося должно находиться соответствующее число соответствующих духов. Не первых попавшихся, но объединенных некоей общей целью. Некогда это было легче. Куда как легче».

Оум смолк, а Альтсину показалось, что бог ушел навсегда. Меч за его спиной звенел все более высоким тоном.

«Великий Кодекс, – снова отозвался божок, – запрещает играть с магией духов. Призыв их, ловля, использование для связывания заклинаний. Люди имеют право применять только аспектированные источники, которые они в силах контролировать собственным сознанием. Все религии соглашаются с этой политикой Меекхана. Однако Империя не может контролировать весь мир, да и самим богам порой приходится прикрывать глаза на обычаи своих верных. Например, Лааль, которая много лет утрачивала землю и людей под натиском Галлега, принимала тот факт, что одно из племен ее верных, вместо того чтобы отсылать своих умерших в Дом Сна, почитает духов предков, позволяя сильнейшим из них странствовать следом, словно стае полудиких псов. Как и в старые-старые времена.

А нынче случилась битва, и было дитя, из которого наверняка в будущем выросла бы великая чародейка, и испытано страдание – и не только ее, потому что в тот день умерли тысячи, и духи, так любящие кровь, стали сходить с ума. А она начала Открываться. Для тех, кто умер, а это сильнее чего бы то ни было – та жажда снова отыскать тело, дышать, чувствовать на лице дождь и чувствовать вино, бьющее в голову. А потом…»

Потом?

«Пробуждение было прервано. Кто-то занялся той девочкой, прежде чем духи вошли в ее тело, хотя отделяло ее от такого всего несколько минут. Если бы этого не сделали… Этот меч за твоей спиной пожрал несколько сотен, может, больше тысячи душ – и уже претендует на то, чтобы стать божеством. На том поле битвы было пятьдесят, а может, и сто тысяч духов. Даже если бы каждый десятый из них вошел в того ребенка, в радиусе тридцати миль не осталось бы никого живого. Ты когда-нибудь видел обезумевшую толпу? Ту, что не проконтролировать, ту, что жаждет лишь крови и уничтожения? Духи залили бы ее сознание, помня лишь о страдании и боли, а она…»

Смешалась бы с тысячами других.

«Да. Растворилась бы. Возникло бы существо, лишенное собственного сознания, зато обладающее невообразимой мощью. Какая была у авендери ваших сильнейших Бессмертных. Тело ребенка распалось бы за несколько часов, но то существо…»

Жаба, пришла ему в голову мысль. Жаба, пожирающая прочих жаб, пока в садке не останется больше никого.

«Если бы неким чудом такого не случилось, через много месяцев, а может, и лет из хаоса души девушки возникла бы новая личность. Возможно, она бы даже помнила себя, помнила бы ребенка Фургонщиков, но стала бы кем-то другим. Именно это и прокатилось по миру, Пробуждение, которое прервали в самом зародыше. Когда бы его не прервали, мы все время слышали бы вопли и крики нового возникшего бога, и все: от дикой Силы до земли под нашими ногами – тряслось бы и дрожало».

Оум прервался, словно измученный этим монологом.

– И? – подогнал его Альтсин. – Родился бы этот… ана’бог, как вроде бы уже случалось и не единожды? Он убил бы всех или оказался бы убит и пожран – что наверняка тоже часто случалось? – Вор дернул цепи. – Что тут общего со мной?!

Божок сеехийцев шевельнулся в его сознании, и Альтсин вдруг почувствовал ошеломительные потерянность и неуверенность, наполнявшие эту вековечную сущность.

Интерлюдия

Метла, пепел и уборка теряют смысл.

Все в комнате задержали дыхание, когда иссарская женщина вошла в круг, обозначенный обгоревшими кирпичами, – и вдруг остановилась, словно окружавший ее воздух загустел, как смола. Кто-то играл со временем, растянул долю мгновения на четверть часа. Вероятно, чтобы насладиться мигом. Один взгляд на блуждающую по губам хозяина улыбку объяснил все.

Порой он ведет себя словно ребенок.

Два-три удара сердца, наполненные чистейшим удивлением, царила тишина, а потом мужчина в красной броне сделал шаг вперед и взмахнул руками.

Есть моменты, когда хорошо не знать чужого языка.

Женщина, сопровождавшая воина, очнулась от шока и раскрыла рот.

– Предательство, – сказала она тихо и грозно, а в голосе ее звучало обещание бури насилия и наполняющей комнату крови. – Предательство и мошенничество. Она должна сгореть, ты, мелкая гнида. Она должна превратиться в пепел, чтобы наш кандидат сел на трон. Только те, в ком течет Кровь Агара, могут беспрепятственно войти в Око.

У Китчи-от-Улыбки выражение лица было настолько же потрясенным, как и у женщины в багряном платье, словно Китчи не в силах понять, что происходит.

– Спасение ее равнозначно устроенному чуду, – заявила она. – А это означает, что уговор нарушен. Владыка Огня оказался лжецом и обманщиком, а его…

Хозяин отвел глаза от застывшей в пламени сцены и посмотрел на служанку Владычицы Судьбы: едва тронул ее взглядом, а одежды женщины задымились и вспыхнули. Крик ее длился дольше, чем сама вспышка жара, которая едва ожгла цветные ткани и исчезла.

Хозяин встал с трона, выпрямился во все свои четыре фута и скривил губы в чем-то, что могло быть или обещанием улыбки, или рождением гримасы ярости.

– Агар-от-Огня не лжет и не обманывает, даже если все вокруг только этим и заняты. Потому что он поклялся – пусть даже ограничения были болезненны. – Он притронулся пальцем к припухлости, под которой прятался его левый глаз, улыбнулся, демонстрируя щербинку на надколотом зубе. – Мы собрались тут, в Комнате Пепла, под Храмом Огня в Белом Коноверине, чтобы сыграть на судьбу этого княжества. Сыграть честно. А я Самий ад’Агара, Око Владыки Огня. Мой Господин желает, чтобы люди думали, что Око – это тот кусочек сожженной земли над нами, однако там находятся лишь врата в его Царство. Потому что Око – существует затем, чтобы смотреть и присматривать, а это лучше делать втайне. Это я тысячу лет слежу за неразрывностью линии крови. В Белом Коноверине всегда есть какой-то погонщик слонов, служка, княжеский паж, мальчик на побегушках, который вертится вокруг дворца. Но я не обманываю. Даже когда мы были в пустыне, в сотнях миль от дома, когда у нас кончилась вода, а смерть щерила над нами свой череп, я не притронулся к Силе, потому что слово связывало меня, словно железная цепь. Когда в провинциях аристократия принялась без меры карать своих невольников, подталкивая их к бунту, когда аф’гемиды Родов Войны принялись принимать странных гостей, оставлявших после себя мешки золота, а жрецы Храма Огня, его храма, принялись злоумышлять против признанного им князя. Даже тогда я оставался честен. Я хотел бы сжечь их, но он, Агар-от-Огня, поклялся вам, что не использует Силу, поскольку и тот, второй, ваш кандидат в князья, имел в себе кровь его авендери.