Читать книгу "Последние из Валуа - Анри де Кок"

Луизон, более сообразительная, обменявшись быстрым рукопожатием с Тартаро, бросилась к лестнице, ведущей в спальни. Тем временем Жером и Альбер принялись объяснять графу, что, согласно договоренности, при шуме лошадей госпожа графиня и не должна сразу показываться…

Нужно было соблюдать осторожность! Филипп так и не дослушал пажа и его отца до конца… Бланш наверху! Еще в постели, должно быть. Да какая разница! Или она не жена ему?

Перепрыгивая через несколько ступенек, он взлетел на второй этаж, но на площадке наткнулся удивленную и опечаленную Луизон.

– Госпожи графини нет в ее комнате, – сказала она.

– Нет?.. Но где же она?

– Вероятно, в саду.

Филипп вошел в комнату Бланш. Там он увидел расстеленную постель, а на ней – отпечаток гибкого и очаровательного тела молодой девушки…

Но на стуле он заметил платье.

– Это…

– Да, это ее.

– Но тогда?..

– Боже мой! Ведь и правда! Не могла же она выйти, не одевшись! Так как здесь не только ее платье, но и ее башмаки, плащ…

– О!.. Бланш!.. Бланш!.. Моя Бланш!..

На крик графа Женевьева, Жером, Альбер, Альбрицци – все прибежали, бледные и дрожащие.

– Подождите, подождите, – промолвила Женевьева, пытаясь улыбнуться. – Что мы пугаемся, словно дети малые? Судя по всему, госпожа графиня у госпожи Терезы.

– У какой еще госпожи Терезы? – вопросил Филипп.

– О, это бедная больная женщина, богомолка, которую мы приютили у себя позавчера.

Пошли к больной, постучали, но ответа не последовало. Ключ был в замке, они вошли… Комната госпожи Терезы, как и спальня Бланш, оказалась пустой.

Филипп в отчаянии опустился на стул. Почему и теперь, на пороге счастья, он должен страдать?

Все заговорили разом, дабы скрыть свое смятение.

– Полноте, полноте, тише, тише! – промолвил маркиз Альбрицци. – Скажите, добрые люди, – обратился он к хозяевам, – когда вы видели госпожу графиню в последний раз?

– Вчера вечером, часов в десять.

– Прекрасно! И в каком она была настроении?

– Она была очень весела… даже веселее обычного.

– Так и есть, – сказал Альбер, – похоже, она чувствовала, что скоро приедет господин граф.

– А ночью вы ничего не слышали?

– Ни малейшего шороха!

– Но куда же делась эта женщина, эта Тереза? – спросил вдруг Филипп. – Она, очевидно, ушла насовсем, потому что здесь не видно ни одной вещи, которая могла бы принадлежать ей…

– Да, – сказал Альбер, – похоже, она оделась и…

– И вы не слышали, как она уходила?

– Нет.

– Как выглядела эта женщина? – подал голос доктор Зигомала.

– Она была очень старая, – ответила Луизон, – с совершенно седыми волосами…

– Больная?

– Да, ноги ее до того были изранены, что она не могла ходить.

– Однако раны не помешало ей сбежать!

– Пусть так, – сказал Альбрицци. – Пусть эта женщина сбежала… но не могла же одна женщина в одиночку унести с собой другую…

– Альбрицци! Альбрицци! – перебил его Филипп. – Зря вы пощадили змею, истребив змеенышей!.. Видит Бог, я, должно быть, ошибаюсь, но во всем этом чувствуется рука Тофаны…

– Полноте! Тофана не старуха, да и волосы у нее не седые!

– Вы сомневаетесь, что она умеет перевоплощаться в кого угодно?

– Та женщина, что останавливалась у нас, действительно была стара, – сказал Альбер. – Правда ведь, отец?

– Лет шестьдесят, не меньше, – подтвердил Жером Брион.

– Да нет, это не Тофана, это не может быть Тофана!.. – убеждал себя Альбрицци. – И потом, как Великая Отравительница могла узнать то, чего даже вы, Филипп, не знали? Конечно, если только Тартаро не проговорился ей о том, что мадемуазель Бланш жива…

– О, нет, что вы! – воскликнул Тартаро.

Вот только это «нет!» гасконец произнес, обливаясь холодным потом… Он припомнил тот глубокий двенадцатичасовой сон, который предшествовал его уходу от графини Гвидичелли.

Зигомала тем временем прошел в комнату Бланш и принялся тщательно ее осматривать. Вдруг он вскрикнул… Все кинулись к нему.

– Что такое, доктор? – спросил Филипп.

– Госпожу графиню де Гастин похитили цыгане.

– С чего вы это взяли?

– Вот, взгляните…

Доктор протянул графу небольшой кинжал в странной формы – в виде рога – резных ножнах, который он подобрал с пола.

– Бьюсь об заклад: он – цыганский, – продолжал он. – И присутствие этого предмета у окна все объясняет. Цыгане похитили госпожу графиню, пробравшись к ней ночью… Что до так называемой богомолки, то она, несомненно, принадлежит к шайке этих мошенников и помогла им, погрузив госпожу графиню в сон, во время которого они без труда смогли провернуть свое злое дело.

– Но к чему это похищение? – спросил Филипп.

– К чему?.. К чему?.. – Доктор обернулся к обитателям Лесного домика:

– Мадемуазель Бланш часто выходила из дому, не так ли?

– Да, господин, – ответил Альбер, – она часто выходила, чтобы творить добро по всей округе… но всегда с закрытым вуалью лицом… и сопровождаемая, на расстоянии, моим отцом или мною.

– Хорошо!.. Цыгане похожи на ночных птиц, которые подстерегают все тайны ночи, чтобы извлечь из них выгоду. Должно быть, они видели, как мадемуазель Бланш де Ла Мюр ходит по деревне, облегчая страдания одних, утешая других, и поняли, что она добра и великодушна. Вот они решили похитить ее, дабы вынудить ее отдать им золото, которым, как они решили, она располагает.

– Но мадемуазель Бланш не совершала свои благие дела открыто… У нас в деревне все считают, что людям помогает некая добрая фея, взявшая Ла Мюр под свое покровительство.

– Пфф! Цыгане – люди не суеверные! Фей они не боятся!

– Как бы то ни было, – промолвил Филипп, немного успокоенный этими объяснениями, – времени терять нельзя. Тартаро возвращайся в Ла Фретт и привези оттуда дюжину вооруженных людей. А мы пока приступим к поискам, так ведь, Альбрицци?

– Я к вашим услугам, мой друг.

– Если этим цыганам нужно только золото, мы дадим им его столько, сколько они потребуют… В дорогу, господа, в дорогу!.. Прости, малыш, – сказал он Альберу, – что я так еще и не поблагодарил тебя за твою храбрость. Но, как видишь, в тот час, когда я уж думал, что буду плакать только от радости, я вынужден снова плакать от боли… Это ужасно, ужасно!.. Со слезами на глазах, Филипп поцеловал маленького пажа в бледный лоб.

– Это я виноват! – бормотал Альбер. – Нужно было дежурить денно и нощно у двери комнаты моей дорогой госпожи.